В поселке Ульяновка Ленинградской области (около пятидесяти километров от Петербурга) находится государственная Ульяновская психиатрическая больница. На лечении в ней самые разные «постояльцы» — страдающие от тяжелых психических расстройств, осужденные, те, кого «упекли» в больницу родственники, полностью здоровые люди, почему-то оставленные здесь полицией после задержания за незначительные правонарушения. В такой ситуации оказался поэт и блогер Слава Малахов. В больнице в Ульяновке против своей воли он провел три недели. Рассказываем историю Славы: о принудительном «лечении» в пыточных условиях и его попытках вместе с «Командой против пыток» привлечь виновных к ответственности.
SOTA
Задержание посреди поля
«Я поэт. И в поэзии, и в каких-то зарисовках я пишу обо всем. Я вообще не разделяю: есть песни о любви, а есть песни о политике. Есть гражданская лирика, есть любовная, а есть философская. Я пишу о человеке, который есть прямо сейчас, живет современную жизнь. И вот в тех условиях, в которых мы все сейчас оказались, пытается выживать, бороться, любить. Я пишу о таких, как я сам: взрослых людях, которые пытаются себя нащупать в этой жизни», — описывает Слава свое творчество. Он пишет стихи, развивает свой блог в социальных сетях, а еще работает креативным директором. Четырнадцатого июля Слава ехал из Санкт-Петербурга в Москву на новую работу. В поезде у него случился конфликт с проводницей. Слава хотел сойти с поезда на одной из промежуточных станций, на что получил отказ. Произошедшую перепалку поэт посчитал «досадным недоразумением», проводница же вызвала полицию:
«Буквально через двадцать минут поезд останавливается в поле. И меня просят на выход. Я выхожу, а там уже стоят двое полицейских. И в этот момент проводница говорит им: „Вот этот человек причинил мне моральные страдания и физические увечья, берите его“. Это абсурдно звучит. Во-первых, такая канцеляритская фраза, как из протокола. Во-вторых, совершенно непонятно, какие увечья, какие страдания». Полицейские, по словам Славы, обращавшиеся с ним грубо, доставили его в отделение. Спустя несколько часов обещали отпустить, правда, перед этим Слава должен был пройти медицинский осмотр в больнице.
«Я провел там часов пять, мне не давали воды, но это мелочи по сравнению с тем, что произошло потом, — вспоминает Слава. — Потом ко мне подошли сотрудники, прямо сказали, что не понимают, что со мной делать, ведь я, по сути, ничего не совершил. Они решили оформить это как мелкое хулиганство, а мне предложили сразу оплатить штраф — пятьсот рублей. После этого меня обещали отпустить. И вот, я выхожу из камеры, забираю свой чемодан, подписываю бумажку о том, что я оплатил штраф. А потом они говорят, мол это еще не все, надо еще две тысячи заплатить. Я оплачиваю, снова все подписываю. Мы выходим из отделения. У выхода стоит машина „Скорой помощи“, мне говорят, что на ней мы сейчас поедем. У меня закрадываются какие-то сомнения: а почему „Скорая помощь“, почему не полицейская машина? Полицейские отвечают: „Мы тебя сейчас довезем до больницы, здесь, рядом, ты там пройдешь освидетельствование на предмет того, что мы тебя тут в участке не били, а то ты там напишешь где-нибудь, что мы тебя изувечили, — они, видимо, к тому моменту погуглили кто я такой. — Вот врач сейчас тебя осмотрит и скажет, что все хорошо“. Я вспоминаю, что у меня еще изъяли телефон, хочу его забрать. Но мне отказывают: „вот мы сейчас съездим в больницу, вернемся обратно, ты заберешь телефон, потом подбросим тебя до трассы в Петербург, там поймаешь машину и поедешь домой“. Я думаю — звучит странно, но других вариантов у меня нет».
SOTA
Психиатрическое лечение вместо медосмотра
В больнице Славу встретил врач Иван Валентинович Тихомиров — как указано на сайте учреждения, исполняющий обязанности заместителя главного врача по медицинской части. Он не стал проводить осмотр, а сразу предложил Малахову подписать несколько документов. Прочитав бумаги, поэт понял, что ему дают на подпись добровольное согласие на госпитализацию. После отказа Славы подписывать документы, врач перешел на требовательный тон, а один из полицейских начал ему угрожать: «Он расстегнул кобуру, стал говорить: „Подписал быстро, сука, эти документы! Давай, подписывай!“ Я не ожидал такого, он был со мной вежлив еще пятнадцать минут назад, а сейчас превратился в какое-то животное». Согласие на госпитализацию Слава так и не подписал, но это и не понадобилось. В последствии выяснилось, что на всех необходимых документах его подпись просто подделали, ориентируясь на единственную подписанную им самим бумагу — согласие на обработку персональных данных. Об этом Слава узнал, только получив свою медицинскую карту при выписке.
Также грубо и с угрозами поэта провели в другое помещение, где пытались заставить его раздеться. Когда Слава начал требовать отпустить его и вернуть телефон, появилось подкрепление: «Сопровождавшая нас медсестра начинает кричать, прибегает бригада — четыре мужика, заключенные, которых признали невменяемыми. Хозбыки их называют — это такие люди, которые за дополнительную порцию еды делают там хозяйственную работу: моют полы, помогают скрутить буйных или новоприбывших, что-то разгружают». Вместе с полицейским «хозбыки» силой привязали Славу к кровати. Ему вкололи сильное успокоительное. В процессе этого сотрудник полиции встал ногами на грудь Славы, чтобы его обездвижить. Уже позже, на обследовании, инициированном «Командой против пыток», врачи обнаружили перелом ребра (проведенная впоследствии судмедэкспертиза его не подтвердила). Травма беспокоила Славу все время его пребывания в Ульяновской психиатрической больнице, на что, впрочем, персонал не обращал внимания.
В таком состоянии, привязанным к кровати, Слава провел некоторое время: «Не было ни снов, ничего. Я просыпаюсь, ничего не понимаю, даже какой год. Голова тяжелая. Зову на помощь — приходит медсестра, снова делает укол, я снова сплю. И так несколько раз. Потом пару раз отвязывали руки, приносили какой-то бульон, я ел. Опять привязывали, кололи, я засыпал. Когда меня наконец отвязали, я думал, что прошла неделя. Но на самом деле – пара дней». Поэт до сих пор не знает, какой именно препарат ему вкалывали в этот период, но, обсудив свое состояние со специалистами, предполагает, что это был феназепам.
SOTA
«Нам нужно, чтобы у него были суицидальные наклонности и слабоумие»
Последующий месяц Слава пытался выбраться из больницы и доказать персоналу, что он «нормальный». Кто-то из сотрудников с этим соглашался, кто-то — нет. Но помочь ему не мог или не хотел никто. Уколы почти сразу заменили таблетками (поэт до сих пор не знает, какими именно). Обычно их толкли в порошок и засыпали в рот, чтобы пациент не мог их выплюнуть. От лекарств Слава чувствовал слабость, у него кружилась голова, замутнялось сознание. Иногда их приема удавалось избежать — если попадался сочувствующий персонал. «Молодые медсестры были на моей стороне, соглашались, что сюда неправомерно попадают люди, например, очень часто сдают пожилых родственников, или кого-то, как меня привозят, — вспоминает Слава. — Они же разрешали не принимать препараты. Просто выдавали мне эти таблетки и говорили сделать с ними, что захочу. В эти редкие дни я чувствовал себя хорошо».
Другой персонал вел себя иначе. На все вопросы о возможности выписки сотрудники отправляли Славу к главному врачу. А главный врач в свою очередь избегала встреч с вынужденным пациентом: «Главврач бегала от меня. Вот я подхожу к медсестре, спрашиваю, когда меня выпустят, можно мне домой? Она говорит — „нельзя“. Спрашиваю, кто решает, когда будет можно. Она отвечает, что главврач. Но ее сейчас нет, в такие-то дни будет прием. Я дожидаюсь этого приема несколько дней. И она сначала меня не принимает, а потом уходит домой пораньше. А больше никто не может решить, что меня можно выписать». Остальные врачи также игнорировали просьбы Славы, в том числе не оказывали помощь в связи с больным ребром.
В течение первых двух недель пребывания в больнице помимо приема таблеток Малахову назначили встречи с психологом, на которых он должен был проходить тесты для определения его состояния. Описав после освобождения эти тесты частному психологу, оплаченному для него «Командой против пыток», поэт узнал, что они относятся к устаревшим методикам, применявшимся еще в Советском Союзе.
В больнице Слава отвечал на вопросы из школьной программы, решал «проблему вагонетки», вспоминал, как найти север и юг в тайге, составлял квадраты из нарезанных фигурок.
Заведующая отделением, в котором лежал Малахов, Алиса Равильевна Рахимкулова, подслушивала его разговоры с психологом за дверью. «Нам нужно, чтобы у него были суицидальные наклонности и слабоумие», — с этими словами она однажды зашла в кабинет, заметив, что диалог поэта со специалистом «слишком затянулся». Психолог, по словам Славы, отказалась фальсифицировать диагноз, заявив, что будет работать по процедуре.
Вторая психолог, работавшая со Славой, рассказала ему, что о нем «знает вся больница» и среди врачей к нему «особое отношение». Слава попросил ее обратиться в правозащитные организации и сообщить, где он находится. Подслушавшая и это Рахимкулова «немедленно ворвалась в кабинет». Она обвинила поэта во лжи, сказав, что его нельзя слушать, а сам он является патологическим лгуном. После этого эпизода условия, в которых жил Малахов, ухудшились. Его перевели в палату с более тяжелыми пациентами. Один из них был копрофагом, другой крал вещи Славы.
От Рахимкуловой же Слава узнал, что против него возбуждено административное дело за «дискредитацию армии». «Это значит, что ты останешься здесь навсегда», — сообщила она поэту. На его замечание о незаконности этого заведующая отделением рассмеялась. «В конце концов она сказала, что я выйду из больницы, если буду хорошо себя вести, а если буду вести себя плохо — не выйду», — вспоминает Слава.
К этому времени (через две недели пребывания в больнице) Славу нашли близкие. К делу подключилась «Команда против пыток». Из московской и петербургской полиции в больницу приходили запросы о нахождении там Славы. Врач Тихомиров, занимавшийся его госпитализацией, отписывался, что поэт находится в нестабильном состоянии и выписать его невозможно. «На этих отписках стоят даты. Я смотрел на них и вспоминал, что в те даты делал: скучал, читал книги, играл в шахматы с более-менее адекватными пациентами, спрашивал, когда меня выпишут. Состояние стабильнее некуда!» — с возмущением рассказывает Слава.
Только седьмого августа, спустя три недели после поступления, его вызвали, чтобы сообщить, что «во всем разобрались» и ему можно отправляться домой. В этот день пациенту впервые удалось увидеть главного врача, к которой его на протяжении всего времени отправлял персонал.
На выходе из больницы Слава получил свою медицинскую карту. Из отраженного в ней заключения психолога следовало, что он вменяем и не должен проходить психиатрическое лечение. При этом все тесты специалисты провели в первые две недели. Чем была обусловлена еще неделя больничного «срока» и почему врачи продолжали отвечать на запросы из полиции, что пока что не могут выписать поэта, — неизвестно.
SOTA
«Гибрид тюрьмы, вытрезвителя и очень бедной больницы»
Условия в Ульяновской психиатрической больнице далеки от способствующих выздоровлению. Слава называет их пыточными:
«У них там очень грязно. В самом начале меня привязали к кровати, и от этого у меня на ногах образовались ссадины, в которые попала какая-то зараза. Их можно было хотя бы зеленкой помазать. Но этого никто не сделал. Одна нога опухла, стала большой и толстой, у меня кружилась голова. Еще, пока меня связывали, мне ссадили сильно палец на руке. Его тоже никто не обрабатывал. Я каждый день по-человечески просил это сделать. Только когда палец загноился и на него стало страшно смотреть, с этим начали что-то делать. Перелом ребра — сидеть больно, ходить больно, встать с кровати тоже целая проблема. Я жаловался на это, мне никак не помогали, говорили, что, возможно, у меня просто какое-то растяжение».
За этот месяц Слава, как и остальные лечащиеся, смог помыться один раз.
За день до выписки ему разрешили сходить в душ и выдали чистую пижаму с носками — по мнению Славы, чтобы показать главному врачу, будто пациент содержится «в приличных условиях». По его словам, во всей больнице и ото всех пациентов плохо пахло. Продукты, из которых состояло питание, периодически оказывались просроченными, от них тоже исходил неприятный запах. Иногда случались массовые отравления, всю палату рвало. Однажды в отделении Славы случилась эпидемия кишечной палочки, что, по его словам, работники скрыли от главного врача. После пребывания в больнице поэт похудел на десять килограмм.
«Когда меня нашли знакомые, мне начали присылать передачки, — вспоминает Слава. — Я никогда не видел, чтобы люди так унижались за еду. Другие пациенты выстраивались в очередь, чтобы я с ними поделился. Я между ними по квадратику делил шоколадку „Аленку“, а они дрались друг с другом за нее. Душевнобольные люди еще больше сходили с ума от голода и условий, в которых находились».
Позже вместе с юристами «Команды против пыток» Слава выяснил, что больница получает хорошее финансирование. «Судя по сайту госзакупок, мы там должны были принимать ванны из гаспачо и делать патчи из лосося», — смеется он.
«То заведение, где я побывал, является каким-то гибридом тюрьмы, вытрезвителя и очень-очень бедной больницы, — резюмирует Слава. — Там перемешаны больные со здоровыми. Людям, которым действительно нужна психиатрическая помощь, она оказывается так, что им становится только хуже. Из-за смешения случайных людей с улицы, как я, действительно душевнобольных и большого количества признанных невменяемыми зэков там установилась неформальная иерархия, где больные оказываются самыми забитыми, самыми несчастными, унижаемыми как персоналом, так и своими «сокамерниками». Я здоровый дядька, меня никто не трогал. Но у нас, например, лежал „мальчик-одуванчик“, которому было очень плохо. Пока я там был, я его защищал, но потом меня выписали, а он остался. На него постоянно кричала заведующая Рахимкулова, называла его наркоманом, угрожала, что он никогда не выйдет из больницы и его переведут в самую ужасную палату». По словам поэта, застрявший в больнице молодой человек работает маркетологом: «Он действительно что-то употребил, поймал паническую атаку, и его привезли сюда. Но он не какой-то там забулдыга, а такой городской креативный класс. Но к нему относились, как будто он настоящий псих».
Еще один «случайный» пациент, по рассказу Славы, — мужчина, задержанный за распитие пива в парке. «Он довольно дерзкий, послал полицейских, а те ему сказали: „мы можем тебе за хулиганство дать штраф и ты поедешь домой, но мы тебя, такого борзого, на подольше“… И он провел в этом месте двадцать один день», — описывает его историю Малахов. Таких людей привозили в больницу в Ульяновке со всей области, в том числе из центра Петербурга.
SOTA
Превышение полномочий, незаконная госпитализация и дискредитация армии
После выписки из больницы Слава обратился за помощью к «Команде против пыток», которая оплатила ему полное медицинское обследование и работу с психологом. Заключение независимого психолога совпадает с полученным в больнице — Слава полностью вменяем, оснований для госпитализации не было. На обследовании, проведенном в клинике «Медси», установили перелом ребра.
Вместе с Командой против пыток Слава попытался привлечь к ответственности врачей Ульяновской психиатрической больницы. В уголовных делах по статьям о превышении должностных полномочий и незаконном помещении в психиатрическую больницу должны были фигурировать нанесший поэту увечья полицейский, насильно поместивший его в больницу врач Тихомиров и заведующая отделением Рахимкулова. Следователь уже отказал в возбуждении дела в отношении полицейского.
«Следователь опросил полицейских, опросил врачей. Они дали показания, что „к задержанному не применяли никакие спецсредства, он не был травмирован, дал сам согласие на госпитализацию, никакого экстраординарного плохого отношения к нему не было, он в любой момент по собственному желанию мог покинуть больницу“. Эти показания полностью лживы», — рассказывает пострадавший.
Не удалось доказать и физические травмы, полученные в больнице. Так, судебная экспертиза была проведена уже спустя два месяца после получения повреждений. «Трещины на ребре уже не просматриваются, скорее всего, это особенности строения скелета обследуемого, шрамы на ногах неустановленного происхождения — вот такие результаты судебной медицинской экспертизы. Они настолько обтекаемые и невнятные, что не могут служить подтверждением пыток», — объясняет поэт. Впрочем, в Команде против пыток уточнили, что врачи “Медси” сделали вывод о переломе на основании снимка только поврежденного ребра. Во время судмедэкспертизы обнаружилось, что деформации симметричны и присутствуют на обоих ребрах. Из-за того, что Малахов не получил медицинскую помощь сразу после случившегося, определить характер травмы действительно невозможно.
Пациент больницы по имени Ефим, ставший свидетелем госпитализации Славы, также дал показания против врачей. Он подтвердил, что пострадавшего связывали четверо мужчин — другие пациенты и полицейский, поставивший Славе колено на грудь. Врачи же в своих показаниях заявляют, что госпитализация проходила с помощью медсестер. По словам Славы, они скрывают участие в этом полицейского и пациентов-«хозбыков». Малахов также обращает внимание на отказ персонала предоставить следствию записи с камер: «Это очень бедная больница, там везде грязно, скудно кормят. Но что касается камер — они везд, кроме туалета. И они работают: нам постоянно говорили, что видели по камерам, как кто-то ночью не спал или ходил по коридору. Но запись, как меня привязывают, они не предоставили. Сказали, что она просто не сохранилась. При этом запись, как меня ведут в этот кабинет, есть. Там показано, как я иду своими ногами, несу чемодан, а больше ничего нет».
SOTA
Команда против пыток обжаловала отказ в возбуждении дела в прокуратуре, где получила еще один отказ. Сейчас ожидается ответ на обжалование у вышестоящего прокурора.
Для привлечения к ответственности врачей в связи незаконным помещением в больницу необходимо доказать, что Слава действительно не подписывал согласие на госпитализацию добровольно. В «Команде против пыток» объясняют, что следователь, несмотря на ходатайства, не стал назначать почерковедческую экспертизу. Юристы ждут качественные копии подписанных якобы Малаховым бумаг, после чего будут проводить экспертизу за свой счет. «Если подтвердится, что документы были подписаны не рукой Вячеслава, это будет служить косвенным подтверждением, что он был госпитализирован против своей воли».
Зато было возбуждено административное дело — та самая «дискредитация армии», о которой Славу предупреждала заведующая отделением. Дело возбудили в то же время, когда Слава попал в больницу, на основании его поста «ВКонтакте». Суд прошел в Москве через три дня после его выписки. На тот момент у Славы не было денег, даже чтобы добраться до столицы, поэтому на слушании он не присутствовал. Судья назначил ему штраф в тридцать тысяч рублей, который поэт пока что не выплатил из-за финансовых трудностей, возникших после трех недель в больнице.
По словам Славы, в материалах дела есть несоответствия. Так, экспертиза, подтвердившая признаки «дискредитации», была назначена на четвертое апреля, тогда как в приговоре указано, что дискредитирующие армию материалы Слава опубликовал двадцать шестого мая. «Само правонарушение совершено позже экспертизы. А что тогда подавали на экспертизу? Ссылок на публикации в материалах нет, но я посмотрел, что двадцать шестого мая я выложил только видеозапись своего стихотворения со стрима, оно посвящено жертвам бомбежек на Украине», — объясняет Малахов.
Слава планирует обжаловать наложенный на него штраф, а также продолжать добиваться возбуждения дела против врачей и полицейского: «чтобы они почувствовали, что ни со мной, ни с другими людьми нельзя так поступать». Так, Слава предполагает, что после «поднятого шума» персонал больницы может начать более бережно относится к пациентам, что, по его мнению, уже является результатом. Также Малахов хотел бы добиться возмещения ущерба, понесенного из-за неожиданного попадания в больницу: за эти три недели он потерял новую работу, так как не смог на нее выйти, и лишился съемной квартиры из-за просрочки платежа.
