Утром 6 августа война, идущая уже 10 лет, пришла на территорию России. Украинская армия смогла закрепиться в приграничном городе Суджа в Курской области и начала наступление на север, к трассе Рыльск – Курск. Под угрозой оказалась Курская АЭС в Курчатове, а в столицу региона потянулся поток беженцев. Многие из них покинули дома, бросив всё имущество, тёплую одежду и домашних животных.
Ситуация на фронте оказалась скрыта «туманом войны». Информационную пустоту заполнили слухи, вызывающие у курян то панику, то чрезмерный оптимизм. Корреспондент «Соты» Александр Чекнин провёл в Курской области пять дней, с 8 по 12 августа, в попытке понять, что на самом деле происходит в приграничных районах и что думают об этом местные жители.
Курск
Я приезжаю в Курск в ночь с 7 на 8 августа и сразу же слышу объявление о ракетной опасности. В небе воет сирена, а женский голос из динамика на вокзале раз за разом повторяет: «Уважаемые пассажиры! Внимание! Внимание! Воздушная опасность! Просим вас с личными вещами спуститься в пешеходный тоннель или зайти в вагон. Убедительно просим вас соблюдать спокойствие, порядок и не допускать паники».
На вокзале объявляется эвакуация. Служба транспортной безопасности не пускает никого на верхние этажи, где находится гостиница, при этом люди свободно проходят на улицу и на перрон. Несколько семей с детьми спокойно ждут такси на привокзальной площади. Но, как только начинается дождь, все прячутся от него куда активнее, чем от ракет.
Я не слышу никаких взрывов, только шум от лопастей пролетающих вертолётов. В Курске всё спокойно, но в области, по словам губернатора, сбиты 12 украинских ракет и 6 беспилотников. Ночная воздушная тревога длится 3 часа подряд. Для сравнения: в Белгороде её сейчас объявляют не дольше, чем на 10 минут.
В 4 часа ночи на вокзале сидит больше ста человек. Почти все из них ждут «Ласточку» до Москвы. Среди пассажиров много пенсионеров и семей с детьми. Ребёнок лет семи-восьми на вид рассказывает родителям новость о том, что раненого военкора Евгения Поддубного везут в московскую больницу. Родители молчат.
Евгений Поддубный – корреспондент ВГТРК. Вечером 7 августа его машина была атакована беспилотником по дороге к Судже. Сначала СМИ сообщали о гибели Поддубного, но ближе к ночи выяснилось, что он только ранен.
Ближе к утру на вокзале начинают собираться военные. Их гораздо меньше, чем гражданских пассажиров. В основном это молодые парни в приподнятом настроении, одетые в камуфляжную форму. На головах у них не каски, а кепки или панамки.
На Красной площади в центре города солдаты ходят уже в касках и бронежилетах. У одного из зданий неподалёку я фотографирую плакат «Пребывание в мобилизационном людском резерве престижно и выгодно». «А ты записался в мобилизационный резерв?» – спрашивает боец на картинке, целясь в зрителя из автомата. Через несколько секунд ко мне подходят уже настоящие военные с автоматами за спиной и вежливо просят больше тут не снимать.
7 августа губернатор анонсировал, что на Красной площади Курска будет работать мобильная станция по сбору крови у доноров для переливания раненым. Станция проработала один день, 8 августа её уже не было. Но в городе остался областной центр переливания крови, который работает постоянно.
Не найдя мобильную станцию, я понимаю, что с донорами в этот день поговорить не получится, и решаю возвращаться в отель. Автобусы временно не ходят из-за ракетной опасности, поэтому приходится ехать на такси. Таксист отмечает, что в час пик на улице непривычно мало людей. И действительно, пробок нет, а на тротуарах не так уж и много прохожих. Но больше всего водителя беспокоит не это, а ситуация с топливом. Он хочет сделать запас на случай, если «заправки разобьют». «Вы ведь не мародёров боитесь, верно?», – спрашиваю я у него. «Вот, чего я боюсь», – отвечает водитель и показывает на небо.
Пока взрослые боятся войны, дети в неё играют. Пробегающий мимо мальчик лет пяти-шести улыбается, направляет на меня игрушечный автомат и «стреляет». Раздаётся звук, как от хлопушки. Я улыбаюсь в ответ. Дальше мне навстречу попадается девушка, которая слушает в телефоне речь какого-то чиновника про ситуацию на границе. Дослушав, девушка вздыхает: «Ох, пизда...»
Добравшись до отеля, я понимаю, что мне повезло. Если бы я не забронировал номер заранее, то уже не нашёл бы свободных мест. По данным сервиса «Островок», к вечеру 8 августа в Курске остаются доступны только койки в одном из хостелов. Администратор отеля рассказывает мне, что постоянно звонят беженцы, но ничем помочь им не получается.
По подсчётам МЧС, к 10 августа число беженцев достигло минимум 76 тысяч человек. Из них больше 6 тысяч находятся в пунктах временного размещения (ПВР) в Курской области. Остальные либо уехали в другие регионы, либо поселились у друзей и родственников, либо ищут съёмные квартиры.
К вечеру на вокзале собирается уже несколько сотен человек. Большинство из них – гражданские. Я сажусь на ступеньки рядом с двумя пенсионерками, потому что все скамейки заняты. Одна из моих соседок приехала из деревни Шерекино подо Льговом. Она рассказывает, что этим вечером почти все жители деревни эвакуировались своим ходом. Доехали спокойно, под обстрел не попали.
Вторая пенсионерка живёт в Курске, но хочет на время уехать в Москву. Она считает, что для защиты Курской области нужна вторая волна мобилизации. Бабушка сетует, что в Великой Отечественной войне сражались и 15-летние, и 65-летние, а сейчас нет.
В 3 часа ночи в Москву отправляется дополнительный поезд, которого изначально не было в расписании. На некоторых вагонах вообще не указаны номера, на некоторых написаны от руки. К поезду тянется вереница из сотен пассажиров, среди них много пенсионеров и семей с детьми. Почти у всех с собой куча вещей: чемоданы, баулы, сумки, рюкзаки, пакеты.
У каждого вагона очередь, люди стоят очень плотно. Тем временем репродуктор повторяет уже десятки раз звучавшее предупреждение: «Уважаемые пассажиры! Внимание! Внимание! Воздушная опасность...» Наконец поезд благополучно отъезжает, и вокзал на время пустеет.
Домик добрых дел
«Домик добрых дел» – это пункт раздачи гуманитарной помощи, расположенный в центре Курска. Днём 9 августа сотни беженцев выстроились перед ним в две очереди. В первой нужно предъявить паспорт и получить талон, во второй – предъявить талон и получить гуманитарный набор. В набор входят подушки, одеяла, одежда и продукты.
В очереди я замечаю несколько человек в футболках с буквой Z, а у одной из беженок – мерч с надписью «Меня не запугать – у меня трое детей». Мимо очереди в сторону гуманитарного центра проходит священник с огромными пакетами в руках. Вероятно, он принёс продукты для беженцев.
В помощи беженцам в числе прочих участвуют активисты «Народного фронта», ЛДПР и КПРФ. «Народный фронт» привёз два микроавтобуса с гуманитаркой, в офисе ЛДПР раздают продукты в пакетах с логотипом партии. Представители КПРФ тоже присутствуют, но чем именно они занимаются, мне выяснить не удалось.
Впрочем, не все сотрудники «Домика добрых дел» довольны помощью от политических партий. «Любители селфи и репортажей от всех партий, молодёжных организаций, которые решили прийти и “помочь” для пиара “на пять минут”, не приходите в Домик добрых дел», – напишет спустя несколько дней волонтёр Роман Кириллов.
Я подхожу к одному из волонтёров, приземистому загорелому мужчине лет сорока, и спрашиваю, можно ли тут снимать. «Вас бы, журналистов, кастрировать, потому что вы всё преуменьшаете или преувеличиваете», – отвечает он, но против съёмки не возражает.
Рядом с ним стоит семья беженцев из Суджи. Отец семейства раздражён и на мои вопросы отвечает кратко: его дом разрушен, спасти удалось только документы, больше всего нуждается в средствах гигиены («мыльно-рыльном»). Разговор не складывается, мужчина просит меня побыстрее от него отвязаться.
В нескольких метрах от нас дедушка с короткой стрижкой громко разговаривает по телефону. Он тоже чем-то недоволен: «Да я ебал эту организацию! Прокуратуру бы натравить! Кому война, кому мать родна, пидарасы ёбаные!».
Но большинство беженцев сохраняют внешнее спокойствие и доброжелательно общаются и друг с другом, и с журналистами. Многие рассказывают, что бросили всё нажитое имущество и приехали даже без тёплых вещей. Жители Суджанского района говорят, что в их посёлках нет газа, электричества и мобильной связи.
Кажется, больше всего беженцы переживают за своих животных, оставленных в зоне боёв. «Восьмого числа некоторые люди взяли и попёрлись домой покормить птиц. И нарвались на нациков. Чудом остались живы», – говорит одна из женщин в очереди. Другая беженка объясняет, почему она тянула с эвакуацией до последнего момента: «Куда уедешь? У нас куры, утки, кролики. Куда их возьмёшь с собой?». Рядом с ними стоит мужчина, который планирует вернуться в Большое Солдатское, чтобы покормить свиней. Это село, стоящее на трассе Суджа – Курск. Оно находится под контролем российской армии, но в окрестностях время от времени появляются украинские беспилотники и диверсионно-разведывательные группы (ДРГ).
Помимо домашних животных жители приграничья волнуются за свои огороды. Одна из беженок со слезами на глазах рассказывает, как снабжала продуктами российских военных: «Мы же и печём пироги, и всё отдаём туда, всё, что выращиваем. Вот я закрывала огурцы, к примеру, у меня прям подписаны. Ну, если наши возьмут, то на здоровье. А если эти... Чтоб не досталось им ничего!»
В небе над гуманитарным центром звучит сирена ракетной опасности, но никто не расходится. Женщина, которая не хотела уезжать из-за кур, уток и кроликов, рассказывает, как проходила эвакуация: «Когда началась стрельба из стрелкового оружия и когда вылет и через секунду прилёт, муж сказал, что это уже стреляют прямой наводкой практически у нас за огородом. И мы за 15 минут собрались и выехали».
Беженцы у «Домика добрых дел» говорят, что эвакуация проходила хаотично: каждый уезжал, как мог и на чём мог. 8 августа другие беженцы из Суджанского района записали видеообращение к президенту, где рассказали, что местная администрация никого организованно не вывозила. Я спрашиваю у бабушки из Суджи, правда ли это. «Правда. Администрация не работает, никто не организовал эвакуацию, мы были брошены на произвол судьбы», – говорит она и крестится. «Нам главное, чтобы дошло до президента, что здесь творится в действительности», – добавляет её соседка по очереди за гуманитаркой.
Мужчина, который планирует ехать в Большое Солдатское кормить свиней, советует мне тоже отправиться в приграничье, чтобы увидеть всё своими глазами: «Надо туда, там интересней. А что тут...».
Курчатов
На следующий день я еду в Курчатов, город, где находится Курская АЭС. Вечером 9 августа там были перебои с электричеством из-за падения беспилотника на трансформаторную подстанцию, но проблемы быстро устранили. Из динамиков в электричке звучит просьба сообщать машинисту о дыме и «любом постороннем шуме», если пассажиры заметят что-то такое. Но пассажиров в вагоне почти нет.
Станция Курчатов и автовокзал находятся на одной площади. Выйдя из электрички, я вижу, как девушка заходит в микроавтобус до Курска и спрашивает у водителя, можно ли заплатить за проезд картой или переводом.
Водитель:
– Наличку надо с собой иметь, война идёт. Ладно, давайте переводом.
Девушка:
– А сколько стоит?
В:
– Вот тут по-русски написано. Или вам нужно на мове написать?
Д:
– Что вы мне хамите? Я, вообще-то, туристка.
В:
– Главное, чтобы интуристкой не оказалась.
В Курчатове чисто, много зелени и меньше городского шума, чем в Курске. Но людей и машин на улицах так же мало. Мимо вокзала, кроме легковушек, иногда проезжают на запад военные грузовики, покрытые маскировочными сетями.
У берега Курского водохранилища плавают маленькие чёрные рыбки, в камышах копошатся утки. Вода зацвела, стала зеленоватой. Если пройти по навесному мостику, можно почувствовать немного резкий запах, как на болоте. Чуть дальше, на холме, блестят на солнце церковные купола. Вокруг ни души, и тишину нарушает только утиное кряканье. Как будто и нет войны.
Но скоро звучит уже знакомая сирена, и я слышу приглушённые хлопки где-то вдалеке. По звуку это похоже на работу ПВО, но, может быть, и прилёты. Через несколько минут по городу разносится объявление из громкоговорителя: «Внимание! Внимание! Отбой ракетной опасности». «Опасности, опасности...» – отзывается эхо. Почти одновременно с воздушной тревогой заканчивается дождь, и над торговым центром «Европа» поднимается радуга.
Почти все постояльцы моего отеля – военные. Некоторые приезжают заселяться с оружием в руках. На террасе солдаты выпивают и обсуждают погибших товарищей. «Вечер в хату!» – здоровается со мной один из них. «Добрый вечер», – отвечаю я.
– Вот у нас все разъезжаются, почти людей в городе не осталось, а вы наоборот зачем-то сюда приехали, – говорит мне сотрудница кафе, расположенного на территории отеля.
– Да у меня работа такая, я журналист.
– И вам не страшно?
– Ну... *бубух* Это ПВО?
– Да, ПВО. Не волнуйтесь, всё будет хорошо.
– А вы почему не уезжаете?
– Потому что мы русские. Медики остаются, и мы тоже. Нам надо бойцов кормить. К нам и сотрудники АЭС приходят пообедать.
Около полуночи я просыпаюсь от шума низко летящих самолётов. Минут через 15 слышу что-то похожее на взрыв вдалеке. Читаю новости о том, что в Курске в жилой дом попали обломки ракеты. Эти события вряд ли связаны между собой, но на всякий случай я спускаюсь на ресепшн и спрашиваю, есть ли в здании укрытие.
Сотрудница отеля отвечает, что у них есть отличный глубокий подвал, а вокруг АЭС должно быть сильное прикрытие ПВО, так что можно не переживать. Мы находимся в 5 километрах от атомной станции.
Льгов
12 августа из Курчатова во Льгов уже не ходят автобусы, но электрички ещё остаются. На станции поезд ждут несколько пенсионерок, я слышу обрывки их разговора. «Да шо так помирать, шо эдак. Двум смертям не бывать, одной не миновать», – говорит одна и закуривает. «Это затишье перед бурей – самое неприятное. Сейчас опять попрут на нас», – говорит вторая. «Да не прорвутся они в город», – отвечает ей третья.
Пассажиры электрички выглядят спокойными, но обсуждают в основном военную обстановку и вопросы безопасности. Большинство здесь – пожилые люди. Дедушка спрашивает, ходят ли ещё электрички до Глушково. Другие пассажиры не знают. «Да там в любой момент ракета может упасть, и всё отменят», – сокрушается дедушка. Рабочий посёлок Глушково находится к юго-западу от Льгова, ближе к границе. Железная дорога до него проходит через Коренево, где идут бои. 14 августа в Глушково будет объявлена обязательная эвакуация.
Мы приезжаем на станцию «Льгов-1 Киевский», но по динамику в электричке её объявляют просто как «Льгов-1». Город выглядит опустевшим даже по сравнению с Курском и Курчатовым. Прохожих и гражданских машин очень мало, по пустым дорогам ездит туда-сюда военный транспорт.
Я слышу громкие хлопки, похожие то ли на звуки со стройки, то ли на выстрелы артиллерии или ПВО. Но вряд ли во Льгове сейчас что-то строят. Через несколько минут звуки прекращаются.
Около супермаркета стоит УАЗик болотного цвета с маскировочной сетью и наклейкой «Вагнер ZV». Некоторые магазины работают, некоторые закрыты. В тех, что открыты, нет совсем пустых полок, но сильно поредели полки с энергетиками, колбасой, молочными продуктами и кормом для животных.
С 11 августа во Льгове действует «сухой закон». В супермаркетах он соблюдается строго, но в одном из маленьких магазинчиков говорят, что пиво продать могут. «Ну ничего, мы самогон будем делать. У нас и яблоки есть, и виноград», – находит выход из ситуации кассирша «Пятёрочки».
В окрестностях вокзала закрыты точки фастфуда, кафе и аптека. Работает только ларёк с шаурмой. Мясо в шаурме холодное, видимо, из-за проблем с электричеством. Я пытаюсь заговорить с продавщицей: «Кажется, из всех заведений тут остались только вы?» Девушка молчит.
Когда я прохожу мимо легковушки защитного цвета, солдат открывает окно и спрашивает, где можно раздобыть генератор. Отвечаю, что я не местный и поэтому не знаю.
Я иду к заправке на южной окраине Льгова. Согласно «Яндекс-картам», дальше начинается дорога, помеченная серым цветом. Это значит, что проезд по ней может быть закрыт. Дорога ведёт в сторону Суджи. Через 17 километров по ней находится село Кромские Быки, куда, по сведениям Z-военкоров, иногда заходят украинские ДРГ.
8 августа СМИ писали об очередях за топливом во Льговском районе. 12 августа очереди на заправке нет, но также нет света и воды. Сотрудники говорят, что получают электричество только от дизельного генератора. Когда я спрашиваю у них, куда можно зайти поесть, на меня смотрят как на идиота: «Какое кафе? В городе всё закрыто. Все уехали, даже хлеб печь некому».
В электричке до Курска меньше пассажиров, чем было из Курска. Когда мы немного отъезжаем от Льгова, за окном появляются два белых «столба» от земли до неба, похожие на след самолёта. Возможно, это след от залпа ПВО.
Мой сосед по вагону – дедушка из села, расположенного между Льговом и Суджей. Он говорит, что российские военные, зашедшие в село, попросили всех жителей уехать в безопасное место. Контролёры в электричке передают информацию о дедушке волонтёрам РЖД, которые встречают беженцев на вокзале Курска.
На вокзале я помогаю дедушке найти волонтёров, и мы прощаемся. Он едет в лагерь для беженцев, я еду в Москву.
