В 2025 году известный российский продюсер Александр Роднянский приехал на Венецианский фестиваль в подзабытом амплуа – как режиссер. Последний фильм в этом качестве он снял в 1994 году. Лента называлась «Прощай, СССР» и рассказывала о тех, кто стал «обломками империи». Роднянский снял картину в неожиданно ностальгическом духе – нет, то не была ностальгия по Советскому Союзу, – то была рефлексия вслед уплывающему айсбергу, его родине с миллионами исковерканных ею судеб. Свой новый фильм, «Записки настоящего преступника», Роднянский сделал в том же немного ностальгическом ключе.
Уже сильно повзрослевший, лауреат множества международных призов, среди которых «Золотой глобус» и номинация на «Оскар», Роднянский вновь возвращается к осмыслению истории своей страны, но уже как видавший виды суперпрофессионал, отвергнутый собственной страной, назначенный ею сначала "иноагентом", потом – преступником, осужденный заочно на 8,5 лет тюрьмы за осуждение развязанной ею войны.
Фильм начинается с милой давней сцены: автор приезжает на киевское кладбище с маленьким сыном Сашей. Сын трет тряпкой надгробия – память должна быть незамутненной, чистой, – а отец тем временем кратко рассказывает историю своей семьи. Его бабушке чудом удалось избежать Бабьего Яра, где погибла часть семьи Роднянских, и спасти крошечную дочь, будущую маму Александра. Историю своей киевской семьи Роднянский рассказывает довольно подробно, но против ожиданий – не очень эмоционально. Это, скорее, перечисление событий, за которыми стоит и история огромной империи – СССР, и детские воспоминания, и целый пласт ностальгических переживаний. Автор, видимо, изначально решил обойтись без эмоционального давления на зрителя, пройти по вехам своей жизни и жизни страны скорым шагом, оставляя на обочине пути словесные рефлексии. Sapienti sat. Выводы делайте сами, мое дело – сухой рассказ.
Дед Александра Ефимовича, Зиновий Роднянский, был сценаристом и главным редактором Украинской киностудии хроникально-документальных фильмов. Отец, Ефим Фридман – главным инженером на той же студии. История семьи Роднянских аккуратно вплетена в историю страны – трагическую и жестокую. Ефим Фридман в 70-е участвовал в акции в защиту памяти Бабьего Яра – империя не терпит неудобной памяти, и место страшного нацистского преступления, по сути, сровняли с землей, поставив, впрочем, памятник чудовищного размера и безвкусия. А на месте расстрела попытались создать веселый парк, но поруганная память сполна отомстила – 13 марта 1961 года прорвавшаяся дамба выпустила на ближайший район, Куреневку, мощнейший селевой поток. По официальным данным, погибло 150 человек, но в эту цифру никто не верил – советская власть не любила говорить о жертвах собственной расхлябанности, – и народная молва увеличила количество погибших до двух тысяч. Активисты и диссиденты понимали, что забвение, любимое орудие советской власти, рано или поздно приведет к еще большим жертвам – не сразу и не обязательно физическим. Участники акций преследовали жестко, в том числе и отец Роднянского. Не выдержав давления со стороны властей, Ефим Фридман умер в 39 лет.
Авторы не зря уделяют такое внимание истории семьи в контексте истории страны – всякая семья в тоталитарной стране так или иначе становится маленьким зеркалом системы, проехавшейся по семье. Система может затронуть сильнее, может – меньше, – но свой след она оставит непременно. А потомкам останется разглядывать этот след, примерять на себя виражи семейной истории и по мере сил вбирать в себя ее опыт. Это и делает Александр Роднянский, не концентрируясь, впрочем, только на семье. Его замысел – показать цикличность Зла.
Зло имеет разные лица, но все эти лица – маски, и надо иметь толику здравого смысла, чтобы решиться стереть маску, увидеть настоящее лицо. Но для этого надо уметь вглядываться.
Роднянский вглядывается в свою страну, в ее глаза, вслушивается в ее голос – и слышит тяжелый шаг войны. Вот перед нами древний пенсионер Иван Оглоблин. Он, кажется, уже сам не помнит, сколько ему лет. Роднянский взял его из своего фильма «Прощай, СССР». Оглоблину тогда уже было лет сто, и вся его жизнь прошла в одной бесконечной войне, начиная с Первой мировой. Потом – Гражданская, потом – финская, затем – Вторая мировая. Он запутался в войнах, он путает события – то вспоминает Колчака на Первой мировой, а голос за кадром подсказывает, что то была уже Гражданская («Да? Ну может...»). То попытается засунуть события Второй мировой в гражданскую. Поди разберись в этих войнах, если в них утонула вся жизнь.
А вот вывод советских войск из ГДР – эти кадры тоже из «Прощай, СССР». Автор вглядывается в лица солдат и размышляет: «Они возвращаются с войны или едут на новую?» И мы понимаем, что ответа на этот вопрос нет. Вернее, есть, но он не всем нравится – солдаты возвращаются со старой войны и едут на новую. Потому что что мир – это война, нравится это кому-то или нет, и распад империй, рожденных злом, всегда сопровождается новыми войнами. Поэтому в «Записках настоящего преступника» так много эпизодов из той, 31-летней давности, картины «Прощай, СССР», что аналогии с распадом той громадной империи слишком ощутимы сейчас, когда империя под названием Российская Федерация тоже не слишком прочно стоит на своих глиняных ногах.
С каждой минутой фильма Роднянский все ближе подбирается к сегодняшнему дню. Он не станет о нем рассказывать, о сегодняшнем кровавом дне, когда на глазах всего мира убивают его родину, Украину. Он просто делает фильм для тех, кто умеет видеть причины и последствия Зла, для тех, кто способен на сравнения и рефлексию, для тех, кто готов заглянуть чуточку вперед. Именно для них – эта несколько сумбурная канва фильма.
Авторы (соавтор Роднянского – украинский журналист и режиссер Андрей Алферов, благодаря которому в фильме столько редкой современной военной съемки) не тычут пальцем, не называют виновных в бойне – это, и правда, незачем, потому что и так всем все ясно. Кино – это не плакат, не декларация. Это система образов, выстроенная в соответствии с замыслом автора. Например, сцена с дочерью человека, в 90-е осужденного на смертную казнь за сотрудничество с немцами и расстрел мирных жителей (это был один из последних смертных приговоров в СССР) – одна из самых показательных и трагических. Роднянский едет с дочерью осужденного к тому в колонию, где он сидит в камере смертников. «Я не в чем не виноват», – плача, уверяет осужденный. «Он не виноват, – вторя отцу, объясняет дочь, – его немцы заставили. Если бы он отказался расстреливать, его бы самого расстреляли сразу же». Один из самых тяжких нынешних вопросов: «Несет ли каждый из нас ответственность за гибель людей в Украине?» Вопрос, разделивший общество (разумеется, ту часть общества, где люди хотят думать). «Я просто выполнял приказ» – это оправдание или отягчающее обстоятельство? Для Ивана Кампфа, того самого осужденного, ответ очевиден: оправдание. Приговор приведут в исполнение, дочь эмигрирует в Германию, а третья участница эпизода, пожилая женщина, потерявшая всех своих родных в тех расстрелах и чудом спасшаяся, уедет в Израиль.
Этот сюжет идет почти встык с современным сюжетом. Артем и Майя, два юных украинца, любят друг друга. Артема мобилизуют, и начинается его томительная переписка с возлюбленной. Такое умилительное воркование о любви, мольбы вернуться живым и обещания вернуться целым и невредимым. И последние кадры: Артем записывает видеоселфи из окопа для Майи. Он четыре раза контужен, он рассказывает Майе про ад, в который он попал, а через несколько минут его уже нет. Он умер. Кто-то ведь тоже потом скажет «я не собирался никого убивать – я только выполнял приказ», – как скажет в зале суда совсем молоденький паренек, выпустивший автоматную очередь в пожилого человека в оккупированном Россией украинском городке, просто так выпустивший, потому что командир приказал – ну, так, на всякий случай. Его осудят на пожизненное, но потом скостят до 15 лет.
Кадры возвращения украинских военнопленных в результате обмена – это та единственная радость, на какую расщедрится Роднянский в своем фильме. Да и то – радость после долгих месяцев, а то и лет несчастий, издевательств, отчаяния. Радость как результат большого Зла. Здоровый детина хлюпает носом в телефон: «Мамуля, я в Украине, я тебя люблю, очень люблю!» – и заходящаяся в радостном крике мать на том конце провода. Другого счастья у нас для вас нет. Счастье как итог трагедии.
В конце фильма выросший в красивого мужчину сын Роднянского, Александр Роднянский-младший, замыкает круг: он опять приходит на кладбище и, разглядывая семейные надгробия, рассказывает о своем решении вернуться в Украину. Ему, профессору Кембриджа, автора множества научных работ по экономике, возвращение в Киев показалось необходимой вехой биографии. Младший Роднянский работает в команде Зеленского и борется с признаками депрессии, колотя в спортзале боксерскую грушу. Нетрудно догадаться, кого он представляет себе на месте груши.
В самом начале фильма Роднянский вспоминает своего учителя, режиссера-документалиста, мастера научного дока Феликса Соболева, и регулярно вставляет в сюжет отрывки из его фильмов. Почти бесстрастный закадровый голос, рассказывающий об интеллекте животных, о достижениях медицины, о разных научных открытиях, голос завораживающий и даже немного по-советски слащавый, вдруг оказывается голосом из прошлого. Он не зовет в прошлое – он лишь напоминает, что ностальгия даже по темным временам простительна, если из тех времен ты вынес только светлое и теплое, а темное и мрачное оставил для осмысления. Ведь не будь Соболева – может, и мы бы не имели в лице Роднянского ни «Золотого глобуса», ни оскаровской номинации, на «Записок настоящего преступника», наконец? Это завернутый в обертку художественного образа призыв авторов не разбрасываться прошлым, даже тем, о котором порой не хочется вспоминать. Потому что память тоже умеет мстить, если ее пытаются раздавить, – вспомним хотя бы Куреневскую трагедию. А забвение – прямой путь к новым трагедиям. Об этом – фильм Александра Роднянского «Записка настоящего преступника».
