Рождество без дома

Введение

Согласно Евангелиям, в ночь Рождества ангелы в небе возвещали мир земле. А Иисус в это время «спал, весь сияющий, в яслях из дуба,/ Как месяца луч в углубленье дупла. / Ему заменяли овчинную шубу / Ослиные губы и ноздри вола.
Последнее – уже Пастернак, но его интерпретация вполне соответствует тому образу Иисуса, который рисуют Евангелия. Образу Бога, ставшего уязвимым человеком, с самого своего рождения ставшего бездомным, а вскоре – ещё и беженцем. 



Сегодня в мире многие лишились дома. И в Украине, и в России, и на Ближнем Востоке. Кто-то, не лишившись крыши над головой, оказался одинок и потерян в темном мире, где так много зла и так мало надежды.

Церковь как пространство доверия

В такие моменты люди в любой стране начинают обращать больше внимания на религиозные традиции и искать в них точки опоры. Главная по числу последователей такая традиция в России – православное христианство. Однако многие верующие люди во время войны столкнулись с проблемой. Вместо проповеди прощения и примирения руководство РПЦ самых разных уровней с самых первых дней включилось в поддержку войны России против Украины. И получилось, что вместо опоры вера стала для них ещё одной точкой боли.

Церковь нередко определяется как пространство доверия, в котором люди формируют, поддерживают и проживают социальные связи, основанные на общих представлениях о Боге и мире, о добре и зле, имеющих основание в основополагающих текстах традиции. Внезапно для многих оказалось, что в конкретной исторической ситуации эти общие представления не помогли им сохранить единство, а церковь стала использовать свой авторитет для легитимации политических решений. Слова об исторической миссии Святой Руси и Третьем Риме, молитвы о победе России или даже прямая «политическая информация», звучащая с амвона или в словах выступлений патриарха стали разрушать это пространство доверия. Внутренняя борьба с инакомыслием в церкви сделала это доверие местами и вовсе невозможным. Довольно сложно доверять Z-активисту из твоего прихода, который может оказаться «твоим» стукачом.

Так верующие люди столкнулись с проблемой – куда им ходить молиться? Если РПЦ сама не сохранилась от увлечения ненавистью, то точно ли я в ней лучше сохранюсь?

Ответ на этот вопрос основном зависит от того, как человек воспринимает церковь и что конкретно в ней ищет. Кто-то ищет места для спокойной личной молитвы, кто-то духовных практик, кто-то наставничества, кто-то – близких по духу людей, кто-то – «ответов на все вопросы».

Наверное, кто-то ищет места, где можно в едином порыве ходить строем, строить Третий Рим и именно в этом находить опору. Наверное, для таких людей принципиально важно принадлежать именно РПЦ как вертикальной структуре во главе с её сегодняшними патриотически ориентированными лидерами. Для других регулярно (или нерегулярно) посещающих храмы людей обычно важно что-то другое. В отличие от наставничества и личной молитвы, Литургия – служба, на которой верующие причащаются – невозможна в общине, не связанной с конкретным епископом.

Людям, далёким от церковной среды кажется, что все, кто ходит на службы туда, где молятся за провоенного патриарха и читают молитву о победе, автоматически одобряют соответствующий взгляд на вещи. На самом деле в РПЦ далеко не все поддерживают войну. Тот, кто при этом является священником, – стоит перед выбором: либо молчать, либо перестать служить в РПЦ. Второй вариант подразумевает вероятность быть «разжалованными» в псаломщики на какой-то срок или быть лишенными сана. Первое обратимо, второе – вроде бы нет, хотя не исключает не признаваемого Москвой перехода в Константинопольскую церковь (так сделали священники Коваль, Уминский и некоторые другие). Этот вариант, однако, подразумевает обязательную эмиграцию, которая не очень доступна многодетным священникам без хорошего знания языков. Так что с паствой попрощаться придётся в любом случае. Те, кто молчит, – ведут себя по-разному. Кто-то читает «Молитву о Святой Руси» (на самом деле о победе РФ), кто-то, взвешивая риски, читает её с поправками, кто-то не читает вовсе или действует по ситуации. Третий вариант – верная дорога к запрещению, второй – как получится.

При этом многие такие священники в частном общении и даже в проповедях войну не только не поддерживают, но прямо говорят о ней как о беде и о зле, которое нужно как можно скорее останавливать, призывают прихожан молиться не о победе, а о мире и отговаривают желающих уйти на фронт. Надо сказать, что даже провоенные по убеждениям священники нередко держатся взгляда, что церковь – это свободное от политики пространство и не транслируют свои взгляды прихожанам иначе как через ту самую молитву.

Некоторые антивоенные христиане – и священники, и миряне – объединяются в неформальные сообщества, держат связь друг с другом, встречаются и даже выпускают анонимные заявления о своих убеждениях. Куда большее число – просто старается жить без буквы Z в своей жизни и помогать тем, кому может помочь – в первую очередь, беженцам.

Но вообще для христиан важнее ходить не «куда», а «с кем». Их привлекает не РПЦ и её «политика», а конкретные люди, с которыми они вместе жили христианской жизнью. И для многих таких людей большим ударом стало, когда их близкие, в том числе духовные наставники, оказались в числе если не разжигателей, то сторонников войны. Они стали «духовно бездомными», похожими по своему положению на тех, кто сочувствует христианству и чувствует связь с православной традицией, но не готов ассоциировать себя с РПЦ.  Многие не ходят никуда и страдают от этого, кто-то посещает католические или протестантские богослужения.

Рядовые христиане: что они делают

Так что же делать, если во время войны в России ты хочешь пойти в церковь? Искать общину, не принадлежащую к РПЦ?

Смена конфессии – обычно не выход. Между православными и католиками, православными и протестантами разных деноминаций существуют серьёзные различия в вероучении. Например, вопрос об авторитете Папы Римского или апостольском преемстве у священников.  Даже для тех христиан, для кого доктринальные вопросы не существенны, обычно важно сохранять связь со своей традицией, в том числе богослужебной, и верой предков. И в этом нет ничего стыдного: конфессиональная принадлежность – это важная часть человеческой идентичности. Именно по этой причине в России так много «нерелигиозных православных», а попадаются и вовсе «православные атеисты». Кроме того, большинство конфессий на территории РФ на официальном уровне поддерживают войну, хотя их голос заметно тише, чем голос РПЦ. При этом на местный уровень Z-тематика может проникать заметно меньше, поскольку в православии сегодня в большей степени действуют авторитарные механизмы. Исключение здесь может представлять из себя Католическая церковь в России, руководители которой не выпускали никаких заявлений в поддержку войны и, кажется, не отмечались на тематических мероприятиях.

Существует мнение, что альтернативой для РПЦ могут быть другие православные церкви. Это правда, но только для тех, кто находится сейчас не в России. В Грузии есть Грузинская церковь, в Черногории – Сербская, в Центральной и Западной Европе – самые разные (Константинопольская, Сербская, Румынская, даже УПЦ, до мая 2022 года бывшая частью Московского патриархата). Особняком стоит Архиепископия западноевропейских приходов русской традиции, самоуправляемая часть РПЦ, руководство которой неоднократно выступало с критикой Патриарха Кирилла и призывало к миру и диалогу для прекращения войны между Россией и Украиной. В самой России нет, и в соответствии с признаваемыми всеми православными церквами правилами, не может быть приходов, принадлежащих другим православным юрисдикциям. При этом есть представители так называемого «альтернативного православия», но это в основном очень маргинальные структуры со сложной историей и тоже небезупречными лидерами.

Немного истории

А что с историей самой РПЦ? Не смотря на важную роль в строительстве Российского государства, конфликты между христианской совестью и государственной политикой случались и раньше. Прежде чем немного о них рассказать, отметим, что учение церкви о себе самой породило образ религиозных институтов как строительных лесов вокруг жизни духа, которые поддерживают жизнь церковных общин, но не подменяют её собой. Именно общины, то есть сообщества христиан, объединенные общими наставниками и общим богослужением, являются единицами церковной жизни. И действовать они могут и в блестящем храме и в глубоком подполье. Существует и представление о внутрицерковном зле, которое духовный писатель и узник ГУЛАГа Сергей Фудель назвал в своих трудах «тёмным двойником церкви».

Задолго до Крещения Руси, в IV веке в столице Византии – Константинополе – жил архиепископ Иоанн. Он был чрезвычайно известным проповедником и не менее известным обличителем пороков современного себе общества. Этим он восставил против себя и многих коллег по церковной деятельности, и имперских чиновников, и даже императрицу. В результате он (как и многие достойные люди сегодня) был смещен со своего места, запрещен в служении и изгнан далекую окраину греко-римской вселенной – восточное побережье Чёрного моря и скончался по дороге в 250 км от Трапезунда. Потерпев поражение при жизни, он восторжествовал после смерти. По итогам 1500 лет можно заключить, что Иоанн Златоуст – самый популярный восточнохристианский автор.

В России были свои герои. Например, митрополит Московский Филипп Колычев, обличавший террор Ивана Грозного, также был смещен и изгнан. А вскоре после этого и вовсе убит в заточении Малютой Скуратовым во время похода Грозного на братский, но непокорный Новгород. Спустя 77 лет, царь Алексей Михайлович будет просить прощения у его гробницы в том самом Успенском соборе Московского Кремля, где опричники срывали с него облачения. Неудивительно, что вину Малюты сегодня ставят под сомнение отдельные патриархийные спикеры. В частности, протоиерей Владислав Цыпин – член церковного суда, приговорившего к лишению сана и Кураева, и Коваля, и Уминского.

После столетий относительно нерушимого союза трона и алтаря в XX веке в России разразилась новая буря. Пришедшие к власти большевики нашли себе союзников и среди церковников. Во время уже начавшихся гонений так называемые «обновленцы» отрицали нарушения свободы совести советской властью и открыто боролись с «церковной контрреволюцией», под которой понимали любое проявление нелояльности новой власти. После провала обновленчества как проекта, ГПУ переключилось на поиск готовых к сотрудничеству иерархов бывшей тогда вне закона патриаршей церкви. Почти пять лет поисков дали свой результат. В 1927 году митрополит Сергий Страгородский в обмен на легализацию объявил о солидарности фактически возглавляемой им структуры с новой властью. «Мы хотим считать Советский союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой – наши радости и успехи, а неудачи – наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз … – удар, направленный в нас». Это заявление вызвало массу протестов со стороны верующих, и породило т.н. движение непоминающих. Его сторонники даже создали отдельное понятие для обозначения недопустимых компромиссов церкви с государством – сергианство. В конце 1920х – 30е годы сама принадлежность к непоминающим была основанием для обвинения в контрреволюции, а далее – тюремного срока или расстрела. Фигура Сергия Страгородского до сих пор остаётся для РПЦ противоречивой. Его показная солидарность и подчинение властям в вопросах, в первую очередь, кадровой политики, борьба с внутрицерковным инакомыслием –до сих пор пятно на его репутации. Попытка реализовать принцип симфонии (т.е. созвучия), но уже не с православной монархией, а с атеистическим государством – показала некоторым иерархам слабые стороны церковно-государственных отношений в имперский период, когда церковь была опорой трона. «Сегодня мы страдаем за наши исторические ошибки» – сказал один из несогласных с Сергием иерархов на допросе в сибирской тюрьме.

В каком-то смысле то, что происходит сейчас – последствия той исторической победы стратегии коллаборации с государством. Именно поэтому сегодня с высоких трибун звучат голоса, призывающие представить ту историческую победу еще и как победу нравственную и даже канонизировать Сергия Страгородского. Особенно в этом направлении отличается Александр Щипков – один из главных идеологов современной РПЦ.

При том, что именно «сергианская» линия в итоге одержала историческую победу и РПЦ сегодня – правопреемница той самой Московской патриархии, образованной в 1927 году, непоминающие были не только не признаны самой РПЦ в качестве раскольников, но напротив – канонизированы как святые. Так и сегодня укором для знакомых с церковной историей XX века звучат имена мучеников – митрополитов Крутицкого Петра (Полянского), расстрелянного после 7 лет одиночки в Магнитогорске, Казанского Кирилла (Смирнова), лежащего в овраге под Шымкентом, и многих других, погребенных в общих могилах от Соловков до Дальнего Востока и от Крайнего Севера до Южного Казахстана и так и не осознавших радости Советского режима как свои собственные.

А что мне делать?

А что же делать сегодня тем, кто не осознал как свои радости путинского режима, но при этом хочет жить в России, действовать как христианин и иметь свой «духовный дом»?

1. Поискать такого священника и такой приход, где Z-идеи не проповедуются с амвона и где вас с вашими взглядами готовы принимать. Если у вас есть верующие друзья – спросите у них, куда они ходят молиться и как в этом приходе относятся к войне? Если они действительно ваши друзья – значит им можно довериться в таком вопросе. Если такое сообщество им самим уже повезло найти – они смогут пригласить вас в него без опасений.

2. Если через друзей выйти из положения не удалось – можно попробовать поискать самому социальные или культурные проекты с христианским компонентом или даже прямо религиозные (например, библейские кружки). В них больше вероятность найти антивоенно настроенных христиан, которые, в свою очередь, могут быть прихожанами Z-free приходов. Большинство христианских сообществ прямо антивоенной направленности опасаются провокаторов и не афишируют себя, чтобы остаться безопасными пространствами для тех, кто уже является их частью. А вот приход без Z-компонента можно найти и самому, если вы живёте в большом городе. Если при храме не плетут сети, а его священники не освящают дроны – присмотритесь. Может быть, они и о мире молятся, не привлекая внимание товарища майора?