Хотелось бы всех поименно назвать: как в России сохраняют память о репрессированных

В России в последние годы память о прошлом подвергается изменению и цензуре — одни страницы героизируются, другие вымарываются. Одно из направлений такой редактуры — возрождение культа Сталина и уничтожение памяти о репрессиях. Есть люди, которые с этим борются на низовом уровне — своими силами и своими способами. Этот материал о мемориальных активистах — о том, что они делают, какую реакцию встречают, как преодолевают страхи и почему считают свою деятельность важной.

 ЧАСТЬ I. МОСКВА

1. ГОПНИКИ ПОЛУЧИЛИ КОМАНДУ «ФАС»: ПРОПАЖА ТАБЛИЧЕК «ПОСЛЕДНЕГО АДРЕСА»

В 2014 году в России был придуман и запущен проект по увековечиванию памяти о жертвах репрессий — он получил название «Последний адрес». Идея принадлежала журналисту Сергею Пархоменко, которого поддержали и другие общественные деятели. На момент возникновения проект не имел статуса оппозиционного и в 2016 даже был одобрен комиссией СПЧ и признан соответствующим «Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий». Девиз «Последнего адреса»: «Одно имя, одна жизнь, один знак». Проект представляет собой «сетевой» мемориал — в память о людях, ставших жертвами репрессий советского времени (расстрелянных или погибших в лагерях) вешаются небольшие, лаконичные по дизайну мемориальные таблички на здания, в которых они жили непосредственно перед арестом. Как объясняет сотрудница «Последнего адреса» Татьяна (имя изменено), проект является самостоятельным и независимым, тем не менее он существовал в тесном сотрудничестве с «Мемориалом»:

— Конечно, мы работали в связке с «Мемориалом», и проект появился благодаря деятельности «Мемориала». «Мемориал» собирал информацию, составлял списки — и уже опираясь на их работу мы смогли осуществлять проект. Тем не менее «Последний адрес» — самостоятельный проект, не является подразделением «Мемориала» и даже не «иноагент». У нас нет никаких «черных меток» от властей.

Хотя формальной связи между двумя организациями нет, после того, как «Мемориал» был разгромлен государством, «Последний адрес» также подвергся атаке — неофициальной. Как говорит Татьяна, в Москве таблички «Последнего адреса» стали регулярно пропадать в последние полтора года — с весны 2023 года:

— Нам очень часто звонят жители домов, с которых их сняли, и просят восстановить — они возмущены тем, что их сняли, — рассказывает Татьяна, — Там, где активно проявляют себя жители, — там мы их восстанавливаем. А также на официальных зданиях, где есть разрешение, там тоже восстанавливаем.

Кто именно и почему стал снимать табличке в Москве, неизвестно. В то время как в Петербурге по меньшей мере часть табличек снимается коммунальными службами после однотипных доносов через сайт «Наш Санкт-Петербург», в Москве подобного не происходит:

— Из тех, кто их снимает, никто не обозначается. Никто не пришел и не сказал: это я снимаю, потому что я считаю так то и так то. Доносов через официальный сайт, как в Питере, у нас не было, по крайней мере нам их никто не предъявлял. Мы полагаем, что в целом ожесточение в обществе есть, вандалы посчитали, что наконец пришло их время. Разумеется, это также связано с атакой на «Мемориал», которая прошла еще в 2022 году — видимо, это такое эхо докатилось. Как мы говорим, гопники получили команду «фас».

Работа «Последнего адреса» в новых условиях стала сложнее, но не прекратилась. Проект продолжает восстанавливать снятые таблички — а также вешать новые. Однако, как объясняет Татьяна, идти на контакт с людьми стало сложнее. Команда «Последнего адреса», прежде чем повесить новую табличку на жилой дом, согласовывает установку с жильцами — выясняет, встречает ли идея одобрение и нет ли среди собственников жилья тех, кто категорически выступает против:

— Когда ты подходишь к дому, тебе вообще надо сначала понять, с кем тут разговаривать. Нужно обратиться к людям, которые заходят или выходят из дома или гуляют с детьми на площадке, и спросить, здесь ли вы живете, есть ли у вас старшие по подъезду, домовой совет или ТСЖ. Но из-за того, что сейчас происходит у нас в стране, люди опасаются лишний раз заговаривать с незнакомцами. Такая, знаете, настороженность, чтобы не сказать враждебность к посторонним людям — а уж тем более, если ты начинаешь звонить в квартиру и что-то спрашивать. Эта напряженность очень сильно отражается на готовности идти на разговор: у людей стало больше желания сказать «ничего не знаю, отстаньте, я тут не живу, мимо проходил, и не ваше дело».

Как говорит Татьяна, не только работа «Последнего адреса», но и деятельность других проектов оказывается осложнена в нынешних условиях:

— Вообще, в принципе, любые низовые инициативы сложнее реализовывать в обществе, где все боятся всего, боятся сказать лишнее слово — причем боятся наперед. Боятся даже того, что сейчас вроде как неопасно, но они уже прогнозируют: знаете, сейчас неопасно, а завтра может быть уже и опасно. Сейчас вы не «иноагент» — а завтра вас им объявят. Или еще кем-нибудь объявят. Или вообще ликвидируют. Поэтому лучше лишний раз где-то отсидеться в тишине и подождать до лучших времен. Такие настроения, увы, есть.

Как бы то ни было, сотрудники «Последнего адреса» сдаваться не собираются:

— Другого времени у нас нет, и другого общества у нас тоже нет. Откладывать это невозможно. Особенно с учетом того, что заявки подают часто родственники, иногда даже дети репрессированных, которым уже очень много лет. Если родителей арестовали в конце 30-х или 40-х, значит дети на восьмом или девятом десятке. У них нет десяти лет, чтобы ждать, когда у нас наступит «прекрасная Россия будущего». Хочется сейчас. Для детей, для внуков, для них это прямо очень важно — восстановить даже так, чисто символически, справедливость. Поэтому с заявками, которые подают дети репрессированных, мы стараемся работать в первую очередь.

2. СТИХИЙНЫЙ НАРОДНЫЙ ОТВЕТ: КАРТОННЫЕ КОПИИ

В то время как «Последний адрес» продолжает свою работу в усложнившихся условиях, также появились активисты, которые своими силами противостоят вандалам — они создают картонные копии снятых табличек жертвам репрессий. Татьяна объясняет, что «Последний адрес» как организация не имеет отношения к картонным копиям, но при этом поддерживает их установку:

— Мы, естественно, очень рады этой встречной инициативе. Так выглядит стихийный народный ответ, и это, конечно, нас радует. Такая форма сопротивления воодушевляет: мы видим, что это нужно не только нескольким людям, которые работают в проекте, но находит отклик у простых людей. Честно говоря, с появлением этого активизма ты чувствуешь, что в обществе все-таки достаточно большой запрос на какую-то низовую активность. С одной стороны, вроде да, боятся, с другой стороны, когда видят, что ты делаешь, — выражают поддержку.

Одна из таких активистов, Лера (имя изменено) — студентка, ей 23 года. После того, как она узнала, что таблички «Последнего адреса» стали массово пропадать, она решила присоединиться к тем, кто создает и вешает копии из картона:

— У меня прапрадед был репрессирован. Ему, не знаю, насколько повезло, он не был расстрелян — только сослан на два или три года. Я часто общаюсь с людьми, у которых тоже кто-то из родственников был репрессирован, и они об этом узнают только сейчас. Во многих семьях эта тема замалчивалась, многим говорили: меньше знаешь – крепче спишь. Мне кажется, в этом есть проблема, которая за собой может повлечь очень большое количество других. Нельзя забывать государственные преступления, закрывать на них глаза, делать вид, что этого прошлого и этого настоящего не существует. Мне кажется, что наша обязанность как раз знать, помнить, говорить и думать, что мы можем сделать, чтобы этого кошмара не было. И о том, что сейчас происходит, точно так же надо будет помнить и знать. Я хочу делать все, что в моих силах, по сохранению памяти. Память — она же и про настоящее тоже. Особенно это видно сейчас, когда все прошлое хотят куда-нибудь забить, забыть, снести все памятники, поставить пару бюстов Сталину и жить дальше.

Лера объясняет, почему активисты стали делать копии снятых табличек именно из картона:

— Картон выбрали потому, что его быстро сделать. То есть они сняли — мы повесили. На следующий день они опять сняли, мы снова повесили. И так до бесконечности, пока кто-то не сдастся.

В какой-то момент Лера стала не только вешать картонные копии сама, но и общаться с другими волонтерами. Как она рассказывает, людей, которые вешают картонные копии табличек, в Москве много, и далеко не все из них контактируют друг с другом или с сотрудниками «Последнего адреса», многие действуют сами по себе:

— Точную цифру не назову, потому что в Москве это довольно поточная история. Некоторые ребята, которых я знаю, они могут написать, спросить, а как лучше сделать, куда повесить. А другие люди, которых я абсолютно не знаю, просто идут мимо, видят, что табличку сняли, чуть ли не в этот же день сами ее делают и молча вешают, никого не уведомляя. И потом мы по чистой случайности узнаем, что она восстановлена. Бывают ситуации, когда мы приходим восстанавливать табличку, а там уже висит копия.

Несмотря на, казалось бы, недолговечный материал, главной угрозой для картонных копий оказываются не погодные условия, а люди, которые их снимают. Как объясняет Лера, многое зависит от места.

Иногда оригинальные таблички или их копии не срывают, а портят: закрашивают, залепливают, пишут маркером «Сталин был прав». Кто занимается порчей табличек, Лера не знает — говорит, что это происходит «очень анонимно и непонятно». Как она предполагает, сами жильцы районов, которые знают, что там висят таблички «Последнего адреса», их в большинстве своем, наоборот, берегут:

— Мы один раз увидели, что табличка испачкана, и стали ее очищать. Это была копия таблички, и в нее кто-то засунул какие-то фантики и другой мусор. Мы пытаемся эти фантики вынуть. И мимо идет мужчина, уже такой, не сказала бы, что пожилой, но прям взрослый мужчина, и говорит нам: девочки, не вандальте, это табличка «Последнего адреса». Мы говорим: мы не вандалим, мы, наоборот, ее чистим. Он говорит: а, ну тогда круто и идет дальше.

Лера рассказывает, что и она, и другие ее знакомые волонтеры в Москве вообще не сталкивались с негативной реакцией со стороны прохожих — либо на них просто не обращают внимания, либо выражают поддержку:

— Я сталкивалась, слава богу, только с позитивом. Однажды мы стояли, ждали, пока подойдут ребята, с которыми мы должны были восстановить таблички, потом пойти дальше, и мимо проходит экскурсовод, причем экскурсовод чуть ли не «Московского долголетия», вполне официальный, с микрофончиком. За ним идет группа. И он смотрит на нас, а мы стоим ровно под этими отпечатками от табличек, и говорит: а вот тут были таблички «Последнего адреса», почему их сняли, я так и не понял. И люди засматриваются. Мы ответили: скоро снова будут. Он говорит: о, класс, и идет дальше. Один раз к нам женщины подошли, спросили, что это такое. Мы сказали — это таблички «Последнего адреса», их снимают. И одна из женщин стала говорить, да-да-да, я читала статьи, как же грустно, что их снимают, как же здорово, что их восстанавливают, это же так важно.

В какой-то момент волонтеры стали своими силами проводить мастер-классы по созданию копий табличек. Встречи проходят раз в один или два месяца:

— Это же целый челлендж — найти время, когда все могут собраться... В среднем на мастер-класс приходит человек 10. Мы очень аккуратны: сообщаем о встречах исключительно людям, которых хорошо знаем. Я сама лично не очень люблю слово «мастер-класс», потому что оно как будто бы подразумевает, что кто-то из нас все очень хорошо знает и всем остальным рассказывает. Это абсолютно не так. Поэтому мне больше нравится называть эти встречи «обменом опытом». Копии табличек «Последнего адреса» — это очень индивидуальная вещь. Многие ребята спрашивают: а ничего, что у меня почерк неровный? А ничего, что я чуть-чуть повыше повесил? Но, на самом деле, чем персональнее эта табличка получается, тем она даже и более трогательная.

В качестве примера Лера приводит дом на углу Потаповского и Покровки, на котором постоянно снимают 23 таблички:

— На углу Потаповского переулка и Покровки, где 23 таблички на здании, их снимают чуть ли не в тот же день. Можно повесить 23 картонных таблички, на следующий день прийти, их уже там не будет. <...> В какой-то момент они были восстановлены абсолютно разными почерками. Там даже картон был разный: где-то он был посветлее, где-то потемнее, кто-то написал синей ручкой, а кто-то черной, кто-то маркером. И вот эта вот картинка абсолютно разного почерка, разного цвета ручки, разного картона выглядела как-то так здорово и настолько по-живому, видно, что человек сам сделал. И что это не один человек сидит и клепает, что это много разных людей сделали, принесли, повесили.

Встречи по обмену опытом проходят в доброжелательной обстановке:

— В основном мы рассказываем, обмениваемся опытом, кто как делает эти таблички. Кто-то говорит, что ему удобнее делать из более плотного картона, кто-то берет просто коробки. Кто-то приходит в Озон и спрашивает: извините, у вас лишних коробок нет? И человеку отдают. Все обмениваются опытом, как по-разному можно табличку обезопасить от погодных условий: я, допустим, это скотчем делаю. Кто-то использует прозрачные обложки для школьных тетрадей, кто-то как-то еще придумывает. Одна девочка рассказала, что она сделала железный макет для таблички, чтобы было проще ее обводить. Еще мы просто сидим, делаем таблички вместе. Узнаем друг у друга, с каких зданий еще поснимали, где таблички нет.

Лера рассказывает, что она и большинство ее знакомых активистов считают расклейку копий табличек не просто морально правильным делом, но и вполне законным, поэтому не боятся, что у них будут проблемы с полицией, и, как правило, не особенно пытаются прятаться:

— В Москве мы не особо стесняемся того, что мы восстанавливаем эти таблички, потому что это абсолютно законно, это не вандализм. На этом месте ведь висела табличка, тут буквально следы от этой таблички. Так что мы вешаем и вешаем. Кто-то идет вешать вечером, кто-то днем, кто-то просто идет по своим делам, прилепил, пошел дальше. Иногда прятаться вообще невозможно: вот угол Потаповского и Покровки, когда стоят несколько человек на одной из самых людных улиц Москвы и клеят 23 таблички, это не секундное дело и в любом случае заметно. Один раз мы восстанавливали табличку ровно напротив ОВД — через дорогу. Там стоят полицейские машины, целая куча на этой парковке. Конечно, кому-то, возможно, было немножко некомфортно. Тем не менее наклеили, постояли, еще рядом покурили.

С другой стороны, есть и волонтеры, которым хочется участвовать в проекте, но вешать свои копии самостоятельно они все же не решаются, в этом случае им с радостью помогают товарищи:

— Я не могу за всех говорить. Возможно, кому-то и страшно, возможно, кому-то просто некомфортно. В любом случае, это тоже абсолютно нормально и понимаемо. Поэтому ребята, которым некомфортно, обычно работают с другими ребятами, которые любят развешивать, ходить именно по городу. Кто-то делает таблички, а кто-то их развешивает. За счет того, что людей достаточно, все договариваются между собой. Поэтому кто-то на наши обмены опытом просто приносит свои таблички, которые сделал, и отдает ребятам, которые хотят их повесить.

ЭКСКУРСИИ «ЭТО ПРЯМО ЗДЕСЬ»

Еще одна инициатива, связанная с проектом «Последнего адреса» и с восстановлением копий табличек, — это экскурсии, проходящие в рамках проекта «Это прямо здесь». Проект существует уже 10 лет, Татьяна — одна из его экскурсоводок:

— Экскурсии у нас проходят по местам табличек «Последнего адреса», — рассказывает она. — В Москве было установлено порядка 700 табличек, поэтому уже сформировались какие-то маршруты, когда ты идешь от дома к дому в каком-то районе, где их достаточно много висит. Мы рассказываем о том, как работает проект, кто были эти люди, заодно бывают и дома с интересной историей и архитектурой. Мы называем это тематическими прогулками.

Среди недавно прошедших экскурсий одна была посвящена писателю Варламу Шаламову, другая — Александру Солженицыну. Еще одна экскурсия называлась «Что могут горожане»: вот, что было сказано в ее описании:

После того, как таблички стали массово исчезать, в рамках экскурсий «Это прямо здесь» иногда стали вешаться картонные копии:

— Иногда бывает так, что мы идем по маршруту, и даже я не знаю, будет там табличка висеть или нет. Иногда приходишь, и ее там уже нет, — рассказывает Татьяна, — Люди это видят. Им горестно смотреть на эти бельма, дырки пустые, которые остаются на стене. И тогда я им говорю — вы знаете, таблички исчезли, но на их место можно повесить картонные. Это тоже побуждает людей к действию, когда они видят эти следы вандализма. Иногда люди приносят свои копии прямо на экскурсию. Такой живой отклик очень греет. Потому что ты понимаешь, что людям не все равно, им хочется как-то в этом поучаствовать, пусть даже этой временной табличкой, но возместить утрату. В общем, это такой объединяющий момент.

Нередко к экскурсиям спонтанно присоединяются прохожие:

— Иногда просто останавливаются послушать — не у всех же есть время тут же изменить свой маршрут. Был случай, когда двое полицейских остановились. Я сразу думаю, оп-па, вот как бы сейчас чего не началось... Я на них подняла глаза, а они сказали: мы тоже послушаем. А, говорю, ну хорошо. Иногда бывает, что человек подойдет, послушает, и дальше идет с нами, а потом благодарит, говорит — боже мой, в я вообще даже не думал, что в Москве такое еще происходит, я-то думал, что уже и проекта нет, все давно кончилось. Бывает по-разному. По крайней мере, какую-то враждебную реакцию, честно говоря, не припомню. За полтора года, как я присоединилась к проекту «Это прямо здесь», не было случая, чтобы кто-то в нашу сторону проявлял агрессию. Либо просто проходят мимо, либо бывает, что и присоединяются.

ЧАСТЬ II. САНКТ — ПЕТЕРБУРГ

ПЕТЕРБУРГСКАЯ ТЕХНОЛОГИЯ, ПЕРЕДАЮЩАЯСЯ «ПО НАСЛЕДСТВУ»

В Петербурге, как и в Москве, в последние пару лет тоже массово пропадают таблички «Последнего адреса» — и тоже нашлись активисты, которые их восстанавливают. Однако в Питере свой подход к восстановлению — в отличие от Москвы, где приветствуют разнообразие почерков и картонов, здесь, наоборот, активисты стараются следовать одной и той же технологии, позволяющей создавать картонные копии, визуально очень похожие на стальные оригиналы.

Технология простая: петербуржцы покупают плотный, т.н. «переплетный» картон, вырезают кусок, точно соблюдающий пропорции оригинала, красят серебристой акриловой краской под цвет металла, черным маркером пишут текст, а сверху накладывают водостойкий лак, чтобы защитить от питерской непогоды. На дом вешают либо с помощью саморезов, как и оригинальные таблички, либо сажают на «жидкие гвозди». Получающиеся в результате таблички уже с небольшого расстояния нередко принимают за настоящие, а также они оказываются на удивление прочными и способными месяцами выдерживать дождь, снег и солнце без видимых последствий. Активист, который первым придумал эту технологию, уехал за границу. Но перед отъездом он научил свою знакомую, Марину (имя изменено), создавать и вешать таблички этим способом.

— С X мы познакомились на «Возвращении имен», — рассказывает Марина, — Потом однажды он рассказал мне, что делает копии табличек «Последнего адреса». Я слышала до этого, что копии делают другие активисты в Москве и в других городах — но про копии в Петербурге я не слышала. X мне рассказал, что он этим занимается, на тот момент больше никто этим не занимался в Петербурге. И он позвал меня тоже делать копии. Мы стали делать их вместе. Потом он уехал из России, и я осталась одна.

Марине 23 года, она работает в «Мемориале» и уже несколько лет занимается активизмом — не только созданием картонных копий табличек, но и, например, участвовала в кампаниях по поддержке политзаключенных. Сейчас вместе с друзьями она ведет международную кампанию по поддержке Бахруза Самедова, которого судят в Азербайджане по статье о госизмене. Что касается копий табличек, она решила этим заниматься, потому что видела, что практически никто в Питере этим не занимается:

— Мало кто проявляет инициативу, кто готов посвящать этому время, силы. Получается — кто, если не я? Если бы было больше людей, я, может быть, занялась бы чем-то другим, чем никто не занимается: мне хочется как-то развивать активистские направления, которые мало развиты. Я смотрю на то, что происходит сейчас, меня это очень трогает. Я понимаю, что это может произойти абсолютно с каждым, это ужасно несправедливо. Память — суперважная тема. Нужно показывать людям, что это ненормально, что такое уже было и сейчас повторяется опять — и неизвестно, до каких масштабов дойдет сейчас. И с этим нужно что-то делать.

По словам активистки, во время установки картонных табличек часто подходят прохожие или жильцы дома:

— Когда мы с Х вместе клеили таблички, каждый раз подходили люди, и спрашивали, что это такое. Мы им рассказывали всю историю: и конкретно про людей, кому были посвящены таблички, и вообще, что это за проект такой. И все так внимательно нас слушали и говорили — мы потом еще почитаем. Это было приятно. Один раз к нам подошла управляющая домом и спросила — что это вы тут делаете? Мы рассказали про таблички. Она сказала: слушайте, на моей памяти тут никого не расстреливали, но я разузнаю. И ушла.

Марина рассказала, что установка табличек иногда проходит в тревожной обстановке, но при этом у нее ни разу не возникали ситуации, которые приводили бы к реальным неприятностям:

— Прямых конфликтов не было. Вроде какие-то угрозы поступали «Последнему адресу» — но нам лично нет. Вообще, и я, и Х, мы старались очень аккуратно это делать: выбирали время, когда людей не слишком много на улице, в основном вечером, чтобы не привлекать нежелательное внимание. Мы один раз клеили таблички вместе с Х на Рубинштейна — вот тогда было довольно страшно, потому что там очень много камер, очень много охраны, в общем, было некомфортно. В итоге все обошлось, правда, таблички были сняты буквально через пару часов.

После отъезда другого активиста Марина в одиночку вешала копии табличек не очень долго — вскоре она стала планировать собственный отъезд из страны и искать, кому передать дело дальше:

— Круг общения у меня в Петербурге такой, что всем, с кем я общаюсь, я доверяю. Поэтому у меня не было даже сомнений. Я просто рассказывала всем доверенным друзьям, что делаю таблички, и предлагала всем научить их делать, потому что знала, что уеду через какое-то время. И одна из моих подруг заинтересовалась и попросила ее научить, чтобы она тоже могла этим заниматься. Я ей все рассказала и показала. Мы вместе сделали несколько табличек и повесили. В общем, теперь она знает нашу петербургскую технологию.

Так что в настоящий момент копии табличек «Последнего адреса» делает другая активистка — но Марина допускает возможность, что через несколько месяцев вернется в Питер сама:

— Я еще думаю вернуться. Я на полгода пока уехала, может быть, потом вернусь обратно. За границей я чувствую себя безопаснее. Но я бы хотела вернуться в Россию. Там мое дело, там важные мне вещи, места. Хочется вернуть себе право на мою страну и мой город.

МЕМОРИАЛЬНЫЙ АКТИВИЗМ В ЛЕВАШОВО

Для другого петербургского активиста, Андрея (имя изменено), объектом мемориального активизма стало Левашовское мемориальное кладбище:

— В Левашовской пустоши захоронены жертвы политических репрессий начиная с 37 года и ориентировочно до 53-54, — говорит Андрей, — Сколько людей захоронено, точно никто не знает. Есть предположение, что там около 46 с половиной тысяч расстрелянных человек. Часть из них, около пяти тысяч, вроде бы расстреляны по уголовным статьям, и мы не можем достоверно сказать, это политические или все-таки уголовные люди. В любом случае, это самое большое в мире кладбище расстрелянных людей.

Левашовская пустошь (сейчас превратившаяся в лес) стала символом государственных репрессий в Петербурге. До 1989 года полигон оставался секретным объектом КГБ. Однако после того, как его обнаружила поисковая группа общества «Мемориал», его открыли для посещений и постепенно стали обустраивать как кладбище. Поскольку точные места захоронений конкретных людей неизвестны, в Левашово стали устанавливаться кенотафы (памятные знаки, стоящие там, где нет останков покойного) — как посвященные отдельным людям, так и группам людей, определенным по тому или иному признаку. Так, на Левашовском кладбище появились памятники немцам, финнам-ингерманландцам, сотрудникам Института экспериментальной медицины, новгородцам, глухонемым, евреям, буддистам и т.д. и т.п. Некоторые из них стоят уже по 20-30 лет, другие были установлены в более поздние годы. Однако после начала войны с Украиной прокатившаяся по стране борьба с памятью о репрессиях докатилась и до Левашовского кладбища. Первой жертвой анонимной агрессии стал памятник украинцам.

— Памятник был изготовлен на Украине, привезен сюда, и местная украинская диаспора его установила и поставила табличку, — рассказывает Андрей. — На табличке написано «Вечная память украинцам, безвинно убиенным». В конце февраля 2023, близко к годовщине российско-украинской полномасштабной войны, памятник украинцам был сначала осквернен — от него отрезали нижнюю часть таблички, и осталась просто «вечная память украинцам», а фраза «безвинно убиенным» исчезла. А еще через несколько дней исчезла и вся табличка целиком. То есть это просто черный крест на небольшом постаменте, который стоит на Левашовском кладбище без каких-либо указаний на то, что это памятник украинцам. А дальше, когда эта информация появилась в СМИ — что табличка уничтожена и памятник осквернен, — администрация одела этот украинский памятник в мусорный пакет. И теперь это такая невероятная, сюрреалистическая картина, что посреди этого тихого, спокойного, зеленого хвойного леса стоит черный мусорный пакет, его видно издалека, он просто парит над землей. Раньше этот памятник украинцам особенно ничем не отличался от всех остальных. А в настоящую минуту — это яркое, черное, грозное пятно, устрашающее и совершенно нелепое.

Андрея новость об осквернении памятника потрясла, и он решил символически восстановить хотя бы табличку:

— Я взял картон, купил акриловую краску, нашел на сайте «Сахаровского центра» всю информацию об этом памятнике, нашел фотографии этой таблички и воспроизвел ее по размерам, близким к тем, которые были на оригинальной табличке. Я решил установить свою копию в день рождения Алексея Навального, поскольку знал, что часть его родственников живут в Украине. И 4 июня 2023 рано утром, как только кладбище открылось, я приехал и установил эту табличку на памятник. Там стоит видеокамера, которая снимает входящих на кладбище людей. И стоит еще одна видеокамера — прямо напротив памятника украинцам. В общем, это опасно, и я отдавал себе отчет, что может быть совсем скоро за мной придут. Тем не менее я установил табличку и считаю, что все правильно сделал.

Самодельная табличка простояла недолго, когда через несколько дней Андрей снова приехал на кладбище, ее уже не было. На украинском памятнике борьба с памятью в Левашово не закончилась, следующей жертвой стал памятник полякам. Характерна его история: он был установлен одновременно с русским православным памятником, причем, по словам историка и руководителя центра «Возвращенные имена» Анатолия Разумова, памятники были поставлены не просто одновременно, но изначально были объединены общим замыслом:

«Дмитрий Иванович Богомолов от питерского «Мемориала» и Леон Леонович Пискорский от питерской «Полонии» задумали поставить памятники не просто рядом, а в композиции, в единстве. Леон Леонович не раз повторял, что польский памятник не станет в этом месте прежде русского, что крест польского памятника будет склонен как бы к голгофе с русским памятником, что в церемонии открытия сан православного и католического духовных лиц должен быть обязательно сопоставим. Так и вышло».

Памятники были установлены в День памяти жертв политических репрессий, 30 октября 1993, и простояли рядом почти 30 лет. А в июле 2023 польский памятник исчез с кладбища. На Андрея это известие произвело очень сильное впечатление:

— Когда я узнал об этой новости, это был просто шок. В случае с памятником украинцам ну можно еще как-то объяснить: ну да, война с Украиной идет. Но поляки? У нас нет с ними никакой войны. Это был гранитный очень красивый монументальный памятник. Жертвам «польской операции» и всем тем, кто был репрессирован в сталинские годы. Памятник полякам представлял из себя многотонную гранитную конструкцию: наклоненный польский католический крест, опирающийся на гранитную глыбу. И рядом еще одна стела, горизонтально наклоненная, лежит. И слова, начертанные на этом памятнике: «Прощаем, и простите нас». Абсолютно христианская идея всепрощения: несмотря на то, что вы нас расстреляли, мы вас прощаем. И вы тоже простите нас. И написано все на русском и польском языках. Памятник был сделан в Польше, его освятил епископ Игнаций Людвиг Еж, который сам был жертвой нацистских лагерей. Он за свою польскую католическую веру пострадал в годы нацистских репрессий. В 1993 году он освятил памятник, его привезли в Левашово, установили. Местная польская диаспора за этим памятником следила. И вот в конце июля 2023 года этот памятник просто исчез. Это не 100, не 200 килограмм, это многотонная конструкция. От него осталась совершенно ровная бетонная площадка, на которой он ранее стоял. И даже гранитные плиты, которыми было выложено основание этого монумента, тоже исчезли. Для того, чтобы его вывезти, не отвертка нужна — табличку открутить. Здесь нужна серьезная техника: какой-то кран, тяжелый грузовик... Это была настоящая операция местных властей.

После того, как стало известно, что памятник исчез, историк Анатолий Разумов, депутат ЗАКСа Борис Вишневский, консул Польши в Петербурге Гжегож Слюбовски и другие публичные люди стали интересоваться судьбой памятника у администрации кладбища и официальных лиц Петербурга. Также петербуржцы создали стихийный мемориал на месте памятника.

— Администрация кладбища сказала сначала, что упало дерево на этот памятник, и мол, его в ремонт отвезли, — рассказывает Андрей, — Но, конечно, когда дерево падает, остается много следов. А тут их нет. Тем более, там деревья стоят плотно, если бы оно падало одно, зацепило бы и другие. В общем, это очень нелепая версия. Только в сентябре 2023 года Борису Вишневскому дали официальный ответ о том, что некие неизвестные облили памятник краской и памятник отправлен на реставрацию. Дальнейшие запросы Вишневского, в какую реставрацию, в какую мастерскую, какие скульпторы его будут восстанавливать, ответа уже не получили. По мне, ни в какую реставрацию они памятник не отправили. В лучшем случае валяется где-нибудь в лесу брошенным, а в худшем случае уже просто переработан в гранитную крошку и превратился в асфальт.

Когда стало понятно, что памятник с «реставрации» никто возвращать не собирается, активист решил создать его миниатюрную копию памятника и символически вернуть его на свое место:

— 17 сентября 2023 года я восстановил в Левашово памятник полякам. Я точно так же на сайте «Сахаровского центра» нашел все размеры памятника. Я восстановил его из скульптурного пластилина в масштабе 1 к 35. У меня есть некоторые навыки моделирования, и я постарался максимально близко воспроизвести все в мельчайших деталях, включая тексты. С помощью увеличительного стекла и иголки я нанес те надписи, которые там были, и польский герб. С помощью густой краски я забил получившиеся полости. И потом это все покрасил в технике сухой кисти акриловыми и нитрокрасками. Имитировал поверхность камня с помощью обычной губки для посуды — она пористая, и отличного передает фактуру камня. Таким образом у меня получился памятник размером чуть больше ладони. Я его положил в сумку и 17 сентября 2023 года приехал в Левашово, и там поставил эту копию памятника на свое место, где стоял оригинал до июля 2023. Пошел сильный дождь. На кладбище в это время вместе со мной оказалась какая-то девушка, совершенно незнакомая мне. Она увидела мою копию памятника, и я ей рассказал, что это такое. Она была очень впечатлена. Сказала, что никогда не знала истории «польской операции» и о репрессиях против отдельных наций. И даже историю вторжения Советского Союза в Польшу в 39 году она тоже не знала. В общем, я ей все это рассказал, она была прям поражена, даже слезы у нее были. У нее не было среди родственников ни украинцев, ни поляков, только по немецкой линии есть родня. Но я помню, как мы стояли с ней под дождем, она ревела. Потом вместе в автобусе оттуда уехали. Через несколько дней я приехал в Левашово, копии памятника, конечно, уже не было.

Андрей не единственный, кто переживал из-за исчезновения Польского памятника и пытался символически вернуть его на место. На сайте Центра «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке 27 сентября 2023 года был опубликован текст руководителя центра, Анатолия Разумова, в котором он рассказывает, как водит экскурсии на мемориальное кладбище для взрослых и детей:

В сентябре 2024 года текст Разумова был удален, однако он пока доступен в виде сохраненной копии страницы. Причины удаления неизвестны.

30 октября 2023, в день памяти жертв политических репрессий, а также в день 30-летия со дня установки польского памятника активисты «Мемориала» и Интерьерного театра установили своеобразный «памятник памятнику» — созданный из декораций силуэт уничтоженного памятника. По информации «Мемориала», декоративный памятник простоял всего сутки и, вероятно, был разрушен участниками т.н. «Волонтерской роты», которые пришли с антипольскими плакатами.

Спустя год, в июне 2024 года, Андрей решил предпринять еще одно символическое действие: повторно восстановить табличку на памятнике украинцам:

— Я в прошлом году со своим адвокатом поговорил и показал ему фотографии таблички, которую установил украинцам. Адвокат сказал, что это очень опасно, это 100% уголовная статья. Мол, если будет суд, ты совершенно точно получишь за это серьезный срок. Я знаю, как тебя защищать, но пойми, это очень опасно. В общем, несмотря на это, в конце июня этого года я снова эту табличку поставил на свое место. Кем бы ни были украинцы для российских властей, никто не имеет право брать и уничтожать памятники, тем более памятники, посвященные политическим репрессиям, жертвам масштабного государственного террора.

На момент написания статьи польский памятник так и не вернулся в Левашово, а украинский остается стоять завернутым в черный полиэтиленовый пакет.

Война с памятью о репрессированных в советское (а иногда и дореволюционное) время последние два с половиной года полным ходом идет не только в столицах, но в городах и поселках по всей России. Особенно часто уничтожаются памятники репрессированным определенных национальностей. В одних случаях акты вандализма совершаются неизвестными хулиганами, в других — непосредственно государством.

Перечислим несколько случаев, ставших известными и прекрасно иллюстрирующих масштаб происходящего. 11 ноября 2022, в день независимости Польши, в Томске неизвестными сорвана табличка с мемориального камня, установленного в сквере в память о репрессированных поляках. В апреле того же года в заброшенном поселке Галяшор (Пермский край) неизвестные снесли памятник полякам и литовцам — жертвам политических репрессий, как говорят местные жители, без спецтехники это было сделать невозможно. В мае 2023 под Иркутском на Мемориале памяти жертвам репрессий демонтированы польский памятник и литовский крест в память о репрессированных в 1937 году. Также в мае в Бурятии недалеко от Байкала неизвестные снесли мемориал сосланным полякам-участникам восстания на Кругобайкальском тракте в 1866 году. В июне того же года в Якутске исчезли таблички с именами с монумента Памяти поляков, жертв ссылок 18-19 веков и массовых репрессий 20 века, а также выдающихся исследователей Якутского края, а в сентябре и вовсе все памятные плиты, составлявшие ансамбль мемориала, были вывезены в неизвестном направлении. Тем же летом в Ленинградской области была снята мемориальная доска полякам-узникам Шлиссельбургской крепости. 4 июля 2024 стало известно, что пропала табличка с камня на Аллее памяти в поселке Соловецком (Архангельская область), посвященная украинцам, погибшим в Соловецком лагере особого назначения. После этого, в августе было обнаружено, что на Соловках неизвестные разбили мемориальную табличку чеченцам и ингушам, убитым в 1925-1938 годах. Также летом 2024 года в Карелии были уничтожены памятные знаки о репрессированных поляках и украинцах. 28 сентября 2024 в администрации Томска потребовали снести памятные столбы с именами расстрелянных на Каштачной горе, мемориал которым был установлен 22 сентября активистами.

После начала войны с Украиной страдают и другие памятники, каким-либо образом связанные с «недружественными» странами. Так, 26 декабря 2022 стало известно, что московские власти закрасили обелиск дружбы России и Украины белой краской, а также сняли памятную табличку. 23 января 2023 в Ленинградской области в Приморске по решению суда снесли мемориал павшим жителям Койвисто (финское название Приморска). В сентябре 2023 стало известно, что в Приозерске (Ленинградская область) пропал памятник финским солдатам, погибшим во время Второй мировой войны. В августе 2024 года было обнаружено, что в Татарстане неизвестные уничтожили мемориал чехословацким легионерам, воевавшим на стороне белых в Гражданской войне.

Впрочем, порой появляются и положительные новости об увековечивании памяти репрессированных за последние два с половиной года, но их намного меньше. 20 августа 2023 года в поселке Центрополигон (Томская область) установили памятный крест сосланным сюда людям в период сталинских репрессий, средства на его установку собирали волонтеры музея «Следственная тюрьма НКВД», инициатива принадлежала потомкам тех, кто был сослан. А в июле 2024 стало известно, что в Братске (Иркутская область) местные жители решили скинуться на памятник жертвам политических репрессий.