23 февраля 1944 года тысячи человек были погружены в вагоны для скота и отправлены с родных земель на север Казахстана и Киргизии. Так началась насильственная депортация чеченцев и ингушей, также известная как операция «Чечевица». За две недели были выселены более полумиллиона человек. Подлинные причины до сих пор неизвестны, архивы засекречены.
Людей увозили на север, без возможности собрать вещи в дорогу. Многие погибли в пути. В 2011-м году День памяти и скорби, традиционно отмечающийся 23-го февраля, был перенесен на 10 мая — вместе со всеми остальными траурными датами для чеченцев, включая похороны Ахмата Кадырова и обе Чеченские войны.
Корреспондентка Sota поговорила с представительницей чеченской диаспоры о том, как через поколения передается травма насильственого переселения, о важности признания государством ошибок и отношении к дате начала депортации.
Ощущение, что я об этом знала всю жизнь
Я родилась в разгар Первой Чеченской войны, и большую часть детства провела с бабушкой и с дедушкой. Оба были депортированы. Бабушке было около девяти лет, дедушке было двадцать с чем-то. Это был очень тяжёлый и травмирующий опыт. Ощущение, что я об этом знала всю жизнь. Естественно, у них были очень глубокая обида и злость за то, что их переселили. Злость и обида на Россию. Например, дедушка всегда говорил, что Россия никогда не будет нормальным государством, ориентированным на человека.
Автор неизвестен
Подарили белого коня Гитлеру
Впервые я поняла и задумалась, наверное, в школе. Почему-то депортации в учебниках истории уделяется очень мало внимания, одна страница, что ли. Преподносится, что чеченцы подарили белого коня Гитлеру, что мои бабушка с дедушкой категорически отрицали. Они говорили, что чеченцы до депортации никогда в глаза не видели немцев.
А потом, в 2014 году, когда я уже была в университете, была годовщина, 70-летие. Круглое число со дня депортации. В это же время проходили Олимпийские игры в Сочи, и просто никому не разрешалось об этом говорить. Посадили политика Руслана Кутаева, который провел конференцию, посвященную депортации. С тех пор тема полностью замалчивается, об этом никто не говорит, не пишет, никто 23 февраля не поднимает вопрос депортации. В 2014 году я осознала, насколько для меня как для человека, чьих бабушку с дедушкой депортировали – то есть буквально с маминой стороны и с папиной стороны все были депортированы, – насколько важно для меня знать эту часть своей истории и не забывать об этом. И чтобы люди тоже об этом не забывали.
Каждое 23 февраля я сижу и думаю о том, что вот в этот день много лет назад мои бабушка с дедушкой, вообще ничего не понимающие, зимой были погружены в вагоны для скота и отправлены через всю страну на север, в Казахстан, и очутились в еще более холодном месте, где все считают, что они людоеды, что они дикари, что они там будут есть других людей. Люди очень агрессивно и недружелюбно их принимали. Я постоянно об этом думаю.
Изображение: Умар Тахиргеран
Люди умирали прямо в вагонах
Дедушка, когда его депортировали, был уже взрослым, женатым, у него был ребенок. Он рассказывал, что, когда его перевозили, не было даже никаких условий сходить в туалет. А у чеченцев женщины при мужчине не ходят в туалет, даже в сторону туалета не ходят. И, естественно, все женщины терпели, мужики тоже. Люди умирали прямо в вагонах. Умерших просто выкидывали в снег, выкидывали больных, потому что они заразят других или все равно умрут.
Бабушка не знает, какого она года рождения, точно так же, как и дедушка не знал. Это связано с тем, что в принципе не фиксировали дату рождения. Просто говорили, что примерно в таком-то году и месяце родился, и всё. Плюс не была особо письменность распространена. Бабушка, дедушка не умели ни писать, ни читать. И все фамилии получили при депортации.
Депортировавшие спрашивали имя отца. Кто-то называл дедушку, и фамилию образовывали от имени дедушки. Обычно говорят, что вот сын того-то или внук того-то. Но дедушка сказал про отца, и у него фамилия и отчество одинаковые были. Точно так же, как и у моего прадедушки по отцу. У него тоже одинаковые фамилия и отчество.
Бабушке было девять лет ориентировочно. У неё была младшая сестра, она заболела в дороге и кашляла. И когда заходили проверяющие, чтобы в очередной раз выкинуть из вагона умершего или больного, ее мать прятала ее, зажимала рот и нос, чтобы девочка не кашлянула. Так она доехала до Казахстана, где им дали какой-то сарай.
Мать приготовила типа супа, добавив в муку воду
Семьи в Казахстане, насколько я знаю, заставляли принимать депортированных у себя. И, естественно, у этих бедных людей тоже не было каких-то особых условий. Еды не было, их не кормили. Дедушка рассказывал, что их разместили в какой-то семье, они прислуживали ей и работали в поле. Есть нечего было, но дедушке один раз сказали сходить в сарай и принести что-то из провизии. Дедушка пошел, и, смяв замерзшую землю, сделал отпечаток ключа от сарая и потихоньку тырил из него, потому что не было еды. Они нашли там чуть-чуть муки, совсем немного. Его мать приготовила типа супа, просто добавив в эту муку воду. Вот так вот выживали, буквально без еды.
Фото: ghalghay.com
К вам едут дикари и людоеды
В первое время очень многие умерли. Смертность была большой просто от голода. Люди в местах, куда они приехали, были очень агрессивно настроены, потому что советская власть им сказала: «К вам едут дикари и людоеды». Но отношение менялось. Настолько менялось, что многие чеченцы в Казахстане, когда стало возможным вернуться, остались. Происходило это постепенно, в Казахстане видели, что приехавшие не людоеды, не дикари, что это вполне нормальные люди, притом одной религии.
Но большая часть чеченцев и ингушей жили эмигрантскими сообществами. Дружили друг с другом, общались очень много, ходили на вечеринки. Мои обе бабушки играли на аккордеоне, танцевали. За те 13 лет, что они провели в Казахстане, бабушка из ребенка стала взрослой женщиной. В депортации умер отец моей бабушки, она воспитывала двоих детей, дала им все, что могла дать. Они были одеты, обуты, учились играть на аккордеоне, танцевать национальные танцы. Несмотря на жестокие условия, люди научились выживать и справляться с этими сложностями.
В 1956-м году, после смерти Сталина, было разрешено вернуться. Дедушка вернулся со своей семьей. Моя бабушка со своей младшей дочерью вернулись. На тот момент моя бабушка была замужем за другим мужчиной. И этот мужчина с семьей не хотели уезжать. Но бабушка оставила мужа, семью и вернулась в Чечню, хотя фактически возвращаться было некуда: в старые дома заселили новых людей. Моя бабушка купила участок с домом рядом со своим двоюродным братом и поселилась там.
Про последствия
Бабушка очень мало ела, очень мало пила воду. Она даже, бывало, ругала меня за то, что я слишком много воды пью: у неё осталась эта травма с казахстанских времен. Во время переселения люди растапливали снег и его использовали. После возвращения тоже не было доступной воды. Бабушка уже ближе к концу жизни увидела воду из-под крана. Она жила в селе, где очень долгое время, вплоть до 2011 года, люди держали колодцы или заказывали воду. Бабушка очень мало ела и все копила, она делала очень много всяких солений, варенье, сыр и покупала еще что-то и не ела. Она хранила и боялась, что вот сейчас не будет еды.
У дедушки была другая привычка. Он никогда ничего не оставлял на тарелке, всё съедал, собирал крошки хлеба и доедал их. Ни одна крошка в нашем доме не могла быть выброшена. И это передалось моей маме и мне. Я не могу выкидывать еду. Даже когда я бываю в гостях, у меня просто сердце обливается кровью, мне безумно плохо, что люди выкидывают неиспорченную нормальную еду. Наверное, так относятся к еде петербуржцы.
Автор фото неизвестен
Про дату
Сейчас в Чечне намного меньше и реже говорят о депортации, чем когда я была подростком. Мне кажется, что здесь пытаются забыть об этом или просто не помнят, потому что дату перенесли на 10 мая. В этот день ничего траурного для чеченского народа не произошло. 9 мая был убит Ахмад Кадыров, но его траур тоже на 10 мая перенесли, объединили с депортацией.
Там и 90-е упоминаются, и депортация, и все это, конечно же, выглядит как полная каша, неразбериха.
Раньше 23 февраля мы раздавали милостыню, это очень известный поминальный мусульманский обряд. Обычно это бывает просто что-то из еды, конфеты, что-то сделанное руками, типа пирожков, чепалгаш (чеченские лепешки – ред.): все это раздается соседям. Сейчас на 23 февраля никто ничего не раздает и не упоминает. Но у нас в семье мы сидим и вспоминаем. Само получается, что вечером собираемся и просто говорим, что вот сегодня же 23 февраля, день депортации, и обсуждаем рассказы бабушки с дедушкой. Для меня как для человека, который застал тех, кто пережил карательную депортацию, это очень сильная дата. Я не хочу никакой День защитника Отечества отмечать. День, когда весь мой народ просто выгрузили в вагоны.
О причинах
Есть версия, что хотели заселить русских, дагестанцев, другие народы на чеченскую землю. Ну, в принципе, что и было. Очень многие дома заняли и русские депортированные, и другие какие-то народности, и дагестанцы. Другая версия была, что, возможно, какие-то жалобы были со стороны Грузии, что чеченцы делают набеги, что скот воруют. Возможно, это тоже, но мне кажется, что это очень сомнительные причины, по крайней мере, не для депортации целого народа. Но учитывая, что депортировали не только чеченцев, а кабардинцев, карачаевцев, крымских татар, очень много народностей, я думаю, что это не связано с тем, что хотели заселить кого-то или с какими-то там набегами и воровством. Я до сих пор не уверена в цели этой депортации, и, чтобы понять это, нужно открыть архивы, которые до сих пор засекречены.
Про признание геноцида
Мне не нравится сам факт того, что геноцид не признан. Люди, конечно же, реабилитированы, но я не знаю, как можно реабилитировать людей, которые ни в чём не были виноваты. Для меня это не является актом признания геноцида и признания ответственности за этот геноцид. Я считаю, что нужна проработка этой травмы, мои бабушки с дедушкой не получили этого признания. Им никто не сказал: «Вы ни в чем не были виноваты. Виноваты мы, что мы допустили это». И они не получили этого, но я хочу получить это признание. Хочу, чтобы были открыты архивы, чтобы мы увидели, что стало причиной. Хочу признание самого факта геноцида.
Не только депортация замалчивается, замалчиваются многие события, военные и государственные преступления против народа. Начиная с Кавказской войны и заканчивая событиями сегодняшнего дня. Чеченские герои считаются в истории России не героями, а сепаратистами, повстанцами и так далее. Но для чеченцев это герои. Тот же Шейх Мансур, имам Шамиль, Байсангур Беноевский, он считается абсолютным героем в Чечне. Зелимхан Харачоевский, который был абреком, выступал против царской России.
Зачем помнить о том, что сделала империя
Замалчивание 23 февраля ощущается особенно сильно, потому что это как будто бы произошло не так давно. Есть ощущение, что это делается намеренно, и, скорее всего, так и есть. Лучше людям не помнить это, определить какой-то день, который не имеет никакого отношения к трагедии. И люди не будут делить события на депортацию, на кавказские войны, на войны в 90-х. Мои бабушки и дедушки, которые в юности, в детстве застали депортацию, став уже взрослыми, застали две войны. А за что им это всё? И не помнить о том, что всю жизнь мои бабушки с дедушкой просто боролись за жизнь, за то, чтобы просто жить, просто кормить своих детей. Это несправедливо по отношению к ним. Это несправедливо по отношению к себе, потому что это может повториться. А ты не будешь готов, потому что не знаешь, что это уже было.
Мне очень не хочется сеять национальную неприязнь. Когда я говорю о России, многие люди воспринимают, как будто бы я говорю про тебя. Условно я русской женщине говорю что-то такое, и сразу начинается агрессия: «Советский Союз не является преемником Российской империи, Российская Федерация не является преемницей Советского Союза». То есть попытка снять с себя ответственность. Да, я понимаю, что отдельные люди не имеют никакого к этому отношения. Я не обвиняю всех русских или россиян в том, что случилась такая трагедия. Я знаю, что пропаганда работает очень хорошо и у нее найдется очень много оправданий, почему так было сделано. И, скорее всего, мы будем виноваты в том, что с нами это произошло. Потому что виктимблейминг в России цветет и процветает, это единственное, что цветет в России. Но мне кажется, что важно помнить. Я хочу помнить о том, что мой народ на протяжении нескольких веков не жил спокойно. Он не знал, что такое мир. И в один день просто несколько человек решили, что они могут собрать весь народ в скотные вагоны и отправить их непонятно куда. Дедушка рассказывал: думали, что их собирались не в Казахстан отправлять, а утопить в Каспии. И люди считали, что они погибнут. Бабушка говорит, что им ничего не дали собрать, ничего взять с собой, даже еду.
Есть поколенческая травма. Ты можешь об этом ничего не знать, но ты об этом будешь помнить. В одном гарвардском эксперименте мышам давали нюхать шалфей, потом били их током, потом брали у них биоматериал и создавали новых мышей, которые не имели контакта с предыдущими. Но когда давали вот этим новым мышам нюхать шалфей, у них начиналась истерика, и так продолжалось три поколения. То есть ты можешь этого не чувствовать, но вот такая травма, она где-то остается на уровне ДНК. Ты ощущаешь ее. Она тебя будет сопровождать, это будет проявляться.
Поэтому для того, чтобы понимать себя и иметь возможность анализировать и прогнозировать какие-то вещи, нужно знать историю, нужно знать, что произошло с твоей семьёй, с твоим народом. Что он прошёл через страшные муки и ужасные события, чтобы ты смог оказаться здесь. Для меня очень важно помнить о том, через какие сложности прошли мои бабушки и дедушки. Они выжили несмотря ни на что. Для меня это про то, насколько ценна жизнь, про то, что никто не имеет права распоряжаться чужой жизнью, и что надо сделать так, чтобы никогда больше этот опыт не повторялся. Чтобы никогда другие народности, зная о том, что их соседей депортируют, не сидели и ничего не делали с мыслью «как хорошо, что не нас». Потом это можете быть и вы. Я хочу, чтобы этот опыт учил людей тому, что солидарность, кооперация и дружба способны предотвращать трагедии.
