Мы с Сашей познакомились в 2019 году на пикетах около Администрации президента. Помню, что пришла туда в поисках «движа», когда увидела, что актеры вышли с плакатами в защиту Павла Устинова, и приятно удивилась числу людей в очереди. За день в пикет выходили человек триста, если не больше. А командовал всем дядя Саша Кузнецов — мужчина лет пятидесяти с очень добрым сердцем.
У Саши самый прокуренный голос, который я когда-либо слышала, сахарный диабет и никогда не было дома. Ну, то есть, был, конечно — он работал в совхозе, держал хозяйство и скот, но не имел в собственности жилища — сирота из псковского детского дома. После развала Союза Саша работал, где придется и всегда старался выглядеть прилично. Говорит, на вокзале никогда не ночевал — обошло стороной, — но спать в подъездах приходилось.
Саша участвовал в протестах 2019 года, ходил на митинги и жил в хостеле — тогда мы все помогали, скидываясь, кто сколько мог, даже снялся в «Петровых» Серебренникова. Актеры привезли ему брендовую одежду, с ним делали интервью и фотографировались. Сейчас Саша живет на даче одного московского активиста под Истрой, летом — работает в огородах соседей за деньги, растит собственный сад и раздает овощи и фрукты всем знакомым, а зимой топит печь, рубит дрова и слушает по плохо работающему приемнику «Эхо Москвы». Я приехала навестить друга и поговорила с ним обо всём понемногу.
— Мы с тобой, Саш, познакомились на пикетах у Администрации президента. Как ты там оказался?
— Ну, ты знаешь, я был на митингах. Видал, как забирали народ, и тут внезапно вышли артисты поддержать своего человека. И я присоединился к ним, вместе с ними стоял в защиту политзаключенных. Кстати, могу отметить, что среди них были замечательные артисты с высокими именами: Яна Троянова, Александр Паль, режиссеры театров… Вот так я познакомился с ними. После того я принял их эстафету и стоял где-то год. Была группа поддержки очень хорошая… Обстановка была душевная. Народ весь прекрасный. Но потом как-то постепенно движение закончилось, пикетирование из-за ковида приостановилось.
Первые месяцы пикетов у АП [Администрация президента] мы стояли с десяти утра до десяти вечера. Тогда и людей было много, и погода была относительно благосклонна. Осень была ветреная, но мы противостояли холоду все вместе. Обнимались гуртом, сразу человек по 8-10, брали горячий чай в термосах или очень много стаканов в пекарне на Маросейке. Сейчас она уже закрылась, чай по 35 рублей на Китай-Городе теперь не найти. Грелись в переходе, который ведет в метро, или в «Макдоналдсе». Мы, абсолютно незнакомые люди, образовали костяк, который держал пикеты у Администрации президента. В Москве был еще один — перед мэрией на Тверской. Сердцем нашего был дядя Саша.
Он приносил плакаты, чтобы каждому, кто придет, было с чем стоять — а это большая тяжелая сумка. Ватманы за жертв дела «Сети» и «Нового величия», за Александра Шестуна, за фигурантов «московского дела», которое и свело нас вместе, за всех политических заключенных и против коррупции, пыток и даже войны.
— А до пикетов ты чем занимался?
— Ты знаешь, в коммунистические времена я учился в Псковской области. Сам я детдомовский. Нас отправили с Новгородской области в Псковскую…
— А это какие года?
— Коммунистические.
— Ну а какие? Восьмидесятые…
— Восемьдесят шестой.
— На кого учился?
— Обувщик. Нам должны были дать жилье, но с жильем нас кинули. Я поехал в совхоз, поработал там лет, наверное, 8-9, там свобода была, аренда была. Мы с другом работали на аренде три года… На третий год нас кинули.
— Что значит «На аренде»?
— Ну, фермером был. Держал свою корову, поросят… Легкая жизнь была. По крайней мере, у того, кто умел работать, зарплата была хорошая… А сейчас люди в основном живут на макаронах.
Про животных Саша рассказывал несколько раз. Мы прошлись по двору дома, где он гордо рассказывал: «Летом тут у меня розы растут, гортензии, я у соседей осенью их забрал, попросил не выкидывать, а здесь — в три ряда клубника». Саша рассказал, что очень хочет завести козу — тогда дома будет вкусное молоко, но сначала надо утеплить старый сарай. Дом, в котором он живет вместе с Федей — активистом ШИЕСа и московских протестов, — требует ремонта. Каменная печь греет, но сильно теряет тепло — отапливает только одну комнату. В других приходится ставить электрические обогреватели. Платить за электричество Саше нечем, так как зимой в поселке нет работы. Не так давно журналистка «Новой Газеты» Виктория Ивлева собрала 13 тысяч рублей, чтобы оплатить долг Саши за электричество. Ночью считают по 2,75 рубля за киловатт.
Федя медленно, но верно утепляет дом подручными материалами — осенью в поселке разбирали один из домов, Саша натаскал оттуда материалы. Во дворе под толстым снежным одеялом лежат пластины шифера, доски и кирпичи.
— А после колхоза и «аренды» что было?
— Ну, у меня жизнь веселая была. В Москву приехал в девяносто первом году… В девяносто третьем расстрел Белого дома…
— Ты там был?
— Да, как раз утром поднялись вертолеты… потом поднялись танки…. Только благодаря «Альфе» мы остались живы, она нас вывела.
— А в девяностые ты чем занимался?
— В начале девяностых у меня украли документы. Приходилось подрабатывать везде, у меня были друзья, на жизнь себе зарабатывал, в принципе.
— Как документы украли?
— Ну, ночевал на улице… Там и украли. Квартиру не дали. Ходил в Администрацию президента, обращался на протяжении четырех лет, плюс к этому у меня был друг, восемь лет я жил у него. Ухаживал за ветераном Великой отечественной войны. Бабушка-ветеран, заслуженный учитель… Анна Ивановна. Фамилию не буду говорить… Благодаря мне она прожила до 94 лет. Памперсы приходилось самому добиваться, лекарств. Здесь еще фонд «Красная гвоздика» помог коляской и кроватью. Вместо квартиры на первом этаже дома взамен квартиры на двенадцатом, она ходить не могла, ей дали на кладбище место — я писал, чтобы похоронили на Троекуровском. А те доплаты по уходу, которые должны были заплатить, мне ни рубля не заплатили. Я обращался, а мне говорили: «Нет прописки». После смерти [Анны Ивановны] я от переживаний заработал себе сахарный диабет. Четыре года я уже не получаю инсулин. Сейчас я все здоровье потерял… У меня, дай боже, год остался. Как бы ноги не отрезали.
О болезни Саши знали все. У него сахар прыгал до тридцати двух единиц, приходилось вызывать скорую, чтобы врачи приехали и поставили капельницу. Сейчас сахар держится на шестнадцати, а активисты нашли для Саши тонометр и глюкометр. Эти два прибора лежат на полке старого советского серванта, к которому вплотную стоит диван. На этом диване Саша провел практически все время, что я была в гостях.
— Группу [обследование для получения группы инвалидности] я два раза проходил. Дошел до Федерального центра, но они считают, что я бомж — значит, не положено. Обращался в минздрав, во все инстанции, они тоже говорят — не положено. Вот… Выживаем как можем. В принципе, жил много лет на улице. Народ с пикетов обратили внимание на меня, помогли. Жил одно время в хостеле… Потом нашелся хороший человек с ШИЕСа — Федя. Он мне предложил на даче жить, вот я тут два года живу, как в ссылке. Стараюсь ездить в Москву на мероприятия… Тяжелые времена наступают, конечно. Сейчас и давление низкое, и сердечная недостаточность, сосуды не работают. Надо срочно проходить обследование, я это понимаю. Федя помогает, помогают и народ, и журналисты. Дай бог им здоровья, дай бог им много лет жизни.
— Чем ты здесь занимаешься два года?
— Ну, здесь, на даче, как бы сказать… У меня сахар был в Москве 25 в среднем, вызывал каждый день скорую, прокапывали. На капельницах я в основном и жил в Москве. А здесь свежий воздух, летом стараюсь выращивать и картошку, и огурцы, в этом году вообще урожай был хороший, в принципе, кабачков много было… Очень много раздал народу кабачков, огурцов, потому что самому некуда их девать было. Очень много в Москву отправил, людям раздали. Было бы у меня свое… Как вот раньше было, фермерское, мы выращивали для колхоза быков, телей племенных, 24 штуки откармливали.
— А в нулевые ты что делал?
— Я в Москве перебиваюсь уже 22 года… С другом машины возил, всякие работы были… Потом вот, говорю, ухаживал за бабушками…
— Получается, ты жил у тех людей, за которыми ухаживал?
— Да. Вот, у Зинаиды Валерьевны, мастера спорта, тоже… Она инвалид, бабушка. Но я за ней поухаживал год, потом не смог — она 120 килограмм, начались пролежни, без психиатра работать нельзя было… Очень тяжело было.
— На улицах ночевать часто приходилось?
— Да, часто. И в подъездах ночевал… Слава Богу, хоть не на вокзале. А летом — на улице. Тусил я с такими же людьми, очень много я встречал таких, кому квартир не дали, были бизнесмены, у которых отобрали бизнес… Попадались, конечно, люди, которым в кайф эта жизнь была на улице. В те времена они собирали денег, как-то было более-менее свободный заработок… Многие, допустим, молодежь, жили на улице годами, ходили в эти, от «социалки»… Где кушать давали. Фонд Елизаветы Глинки. В те времена как-то полегче было для бомжей… Они говорят, что выделяют деньги, но я, живя на улице, ни разу не получил ни стакана воды, ни доширака, ни пары носков. Всё старался добиваться своим трудом. Когда ухаживал за инвалидами, старался одеваться хорошо, но все эти вещи сейчас пропали — их хранить негде. Мне очень хорошо помогли одеждой и Паль, и Яна Троянова… Актеры, конечно… Вспоминать их буду с доброй душой. Я очень рад, что у нас общество такое есть…
Гардероб дяди Саши был одной из самых обсуждаемых тем на пикетах у АП. Дело в том, что актеры, начавшие эту акцию, передали ему довольно много брендовых вещей, мы еще шутили, что Саша выглядит дороже нас всех вместе взятых. А перед Новым 2020 годом на пикетах у администрации президента появился свой Дед Мороз.
— Ты знаешь, мы выживаем. Федя делает все возможное. Печка старая, разваливается, колодца нету, ходим к соседке за водой. Слава богу, дрова есть — где-то дом разбирают, я беру палки, пилю на дрова. Народ помогает, немного денег кидают, я покупаю лекарства. Конечно, хотелось бы и теплицу поставить, и чем-то заняться, но денег нет… Земля есть. Так, стараемся по возможности. Вот, курочки свои есть, держим, яйца кладут… Есть собака подобранная, щенок, есть котик, который дает счастье какое-то, тепло в этот дом, согревающее. Я надеюсь, может, после 24-го года, если народ выдержит вот это всё, будут у нас в стране честные выборы… Надеюсь, что мы будем жить совсем по-другому.
Щенку по имени Дашка — восемь месяцев, её Саша подобрал у местного магазина совсем малышкой. Коту Максу — непонятно, сколько, но появился он на даче полтора года назад. Животные дружат, играют и спят вместе, обоих дома не удержать — Дашка носится по двору и деревне, ее ласково называют «дурная», а Макс совсем недавно с кем-то подрался на улице. Саша и Федя пытаются кота дома держать, но он как-то все равно проскальзывает на улицу. Оба спят дома. Друг Федора обещает привезти еще одного пса, но для этого надо сначала стерилизовать Дашку — сейчас на это денег нет.
— А где всё-таки лучше — в Москве в тех условиях, что ты жил, или тут? Ты говоришь, что живешь тут «как в ссылке»…
— Ты знаешь, здесь очень хорошо. Здесь свой диван, своя печка… Натопишь, каши наваришь гречневой… Бывает даже и кусок колбасы, сосисок купишь. Опять же, благодаря народу и Федору… Если бы не они… Таких, как я, по стране очень много.
— А чем ты тут зимой занимаешься?
— Сейчас по состоянию здоровья я только расчищаю снег. Летом занимаюсь земледелием, выращиваю огурцы, картошку… В основном по хозяйству зимой занимаюсь. Печка, дрова, снег…
— А развлекаешься как?
— Читаю газеты, которые мне друзья привозят, слушаю радио «Эхо Москвы», а телевизор не смотрю давно. Мне это не интересно. Всё вранье, все показуха… Я что еще хочу сказать: хотелось бы, чтобы в этой стране не было политзаключенных. Хотелось бы, чтобы людей не хватали ни за что. Чтобы, в конце концов, наступили свободные выборы. Хотелось бы сказать огромное спасибо тем людям, которые все еще говорят правду. Мечтаю, что когда-нибудь все-таки будет светлая Россия будущего.
Я не знаю, когда настанет эта светлая Россия будущего, но знаю, что можно достичь лучшей России настоящего по крайней мере для одного человека. Положить печь стоит 80 тысяч.
ВТБ: 4893 4702 3403 0887
