Очередная новинка издательства Vidim Books, рассчитанная на русскоязычного читателя, живущего за пределами России, отсылает к громкой истории 2021 года, когда правозащитный проект Gulagu.net обнародовал большой массив записей пыток над заключенными российских колоний. Скандал, который не удалось сгладить, привел к снятию с должности главы ФСИН Александра Калашникова, к увольнениям и арестам сотрудников ФСИН. Героем этой истории был информатор Gulagu.net Сергей Савельев, сумевший вывезти из колонии архив записей видеорегистраторов, а затем вынужденный просить политического убежища во Франции. Теперь Савельев рассказал свою версию событий от первого лица.
За последние годы нам постоянно приходится читать книги, герои которых по тем или иным причинам эмигрировали из России (с разной степенью рисков) и теперь делятся своими историями сопротивления режиму, пытаясь заодно напомнить о себе и немного заработать на своих биографиях. Обычно ценность таких текстов определяется важностью истории — понятно, что эти книги читаешь не ради стиля, манеры изложения или глубоких мудрых мыслей автора о судьбах человечества. Хочется узнать подробности того, чему он был свидетелем. К истории Сергея Савельева все это тоже применимо: вряд ли от книги, автор которой отсидел большой срок и сумел привезти из зоны не только медицинские диагнозы, но и архив видеозаписей с пытками других заключенных, ждешь именно литературных достоинств. Это документалистика, свидетельство очевидца, возможность увидеть то, о чем мы читали в новостях, глазами главного героя. Потому может сложиться ощущение, что такая книга вряд ли принесет удовольствие в процессе чтения.
Но книга «Троян. ГУЛАГ нашего времени» опровергает ожидания: ты готовишься продираться через тяжелую судьбу автора, но постепенно обнаруживаешь, что тебя затягивает процесс чтения. Удивительное дело, но не закончивший институт и девять лет просидевший в колонии, а после этого немного успевший поработать менеджером по продаже садового оборудования человек пишет более связно, живо и (как ни неуместно тут это определение) увлекательно, чем иные профессиональные журналисты.
Хотя начало книги все же требует душевных усилий: наскоро описав свою дотюремную биографию в Беларуси, семью, нетрадиционную ориентацию, Сергей Савельев переходит к тому, как попал в заключение — как поехал в отпуск в Россию, к мужчине, в которого влюбился по интернету, как по просьбе этого человека принял от курьера посылку с наркотиками, зная, что в ней.
Главы, посвященные аресту и допросам, пожалуй, самые жесткие в книге. Они передают шок обычного студента, столкнувшегося с совершенно новым миром насилия, совершающегося с санкции государства. Нет, он не пытается изобразить себя невинной жертвой — он знал про наркотики, он нарушил закон, но через эту часть сюжета проходят два вопроса. Во-первых, действительно ли те, кто его задержал, стремились раскрыть канал поставки наркотиков, или всего лишь получили удобное для отчета дело, задержав одно промежуточное звено, которое можно избиениями заставить взять на себя куда большую вину? А во-вторых, можно ли оправдывать тех, кто совершает насилие под видом борьбы с преступностью?
В этот раз я не обоссался. И меня не вырвало. Били и били. Снова рассекли колено, уже второе, — это я позже увидел, что треники покраснели. Профессионалы. Сломали нос. Кровь вместе с соплями текли еще неделю. Снова с шутками, они все даже как‑то взбодрились, избивая беззащитного. Им это действительно нравилось… Они для этого будто и пришли туда. Не долг исполнять, а развлечься. Или это у них долг такой?..
В целом Савельев пишет о своем задержании по возможности отстраненно, описывая и происходящее, и те травмы, последствия которых остались на всю жизнь (ухудшение зрения из-за повреждения глазного нерва и отказа предоставить врача). Но именно в этой части книги он чаще срывается и интонациями начинает удивительно напоминать угодившего в американскую тюрьму — тоже за согласие на сделку по транспортировке наркотиков и тоже по спорному делу — летчика Константина Ярошенко (о его книге мы также писали). Это разные авторы с различным бэкграундом, но их чувства и выражения этих чувств очень близки в моменты, когда они описывают свои эмоции от столкновения с жестокостью и несправедливостью государственной машины, переехавшей их жизни.
Однако, в отличие от Ярошенко, который в своей истории превратился в объект приложения усилий российских дипломатов, за Савельева в союзном государстве вступиться было некому и потому актором остается он сам.
…следователь меня не бил. Это никак его не красит, кстати. А только свидетельствует о том, что и у них существует «разделение труда».
Когда ему не нравилось мое поведение… Меня выводили в другой следственный кабинет либо просто оставляли одного. Ненадолго. А потом приходили они.
Первые две‑три недели я просто подписывал. Даже не читал, помнил о первом дне. Знал, что за отказом будут побои. Появился рефлекс, как у собаки Павлова. Но дни шли, синяки проходили, и страх притуплялся. Чем они еще удивят? Новыми избиениями? Новыми унижениями? И я стал сопротивляться. Перестал подписывать
Когда судьба молодого человека немного определяется, книга превращается в путеводитель по российской тюремной системе: из ИВС в СИЗО ФСБ, из СИЗО в ИК… Здесь текст парадоксальным образом становится уже не столько мучительным, сколько терапевтическим из-за ценной особенности стиля: Сергей Савельев умеет фиксировать множество деталей, описывая людей, последовательность событий, условия жизни в очередной камере, особенности отношений сотрудников учреждений и своих сокамерников. Причем делает он это без излишней драматизации, и у читателя нет ощущения, что книга давит на «жалость», пытается в каждом абзаце шокировать невыносимостью перенесенных страданий героя (а ведь порой чтение биографий людей, оказавшихся в куда менее драматических обстоятельствах, вызывает такое ощущение). Что-то объективно плохо и труднопереносимо — ведь очевидно, что разовое нарушение закона не сделало человека опасным преступником, почему же обращаются с ним так, словно он уже не человек, почему это норма (и не только для сотрудников описанных в книге учреждений, но и для многих обывателей, которые на подобный вопрос отмахнутся, сказав, что не надо было нарушать закон, что сам виноват, что с ними иначе нельзя, что он все преувеличивает, что в Америке тюрьмы еще хуже и тп).
Почему‑то моральные страдания на фоне швабр и кипятильников уже как пытки и не воспринимаются людьми вовсе… Это так странно. Но так могут думать только люди, сами ни через что подобное не проходившие. Вас держали больше года в сырых помещениях? Приходилось ли вам спать по очереди в переполненной камере, ведь спальных мест на всех не хватает? Видели ли вы крысу величиной со взрослую кошку? А рыжих и черных тараканов размером с большой палец? Бывало ли, что уснуть не дают клопы, которые целыми семьями гнездятся в вашем матрасе? Бывало, что от зубной боли можно неделю лезть на стену, а никаких лекарств все равно не дают?
Но что-то терпимо, а что-то оказывается для неофита тюремных историй Савельева даже не таким ужасным, как ожидалось — везде, и в камерах тоже, встречаются нормальные люди, некоторые способны проявлять участие и помогать… Например, первые сокамерники дают Сергею уроки мимикрии — как сочинить историю, которая покажется более убедительной полиции, чем рассказ про подставившего с посылкой друга, как себя вести, чтобы сойти за того персонажа, которого ты выдумал, чтобы выжить в тюремной системе.
Постепенно, по мере продвижения героя через разные СИЗО в направлении исправительной колонии, детали жизни в заключении становятся все более яркими: «дороги» из натянутых между окнами веревок, варка самогона и готовка еды на сковородках, сделанных из мисок и кипятильников, связь с родными по спрятанным в камере телефонам, бурная жизнь, которая начинается в СИЗО после отбоя («Все как в игре: «Город засыпает, просыпается мафия». В мой первый вечер мне, как новичку, даже предложили позвонить без очереди»).
Помимо описаний тюремного быта герой подробно описывает и себя: как приспосабливался к тюремной жизни, как скрывал свою ориентацию, учился носить маску и притворяться, как отвлекался чтением литературы по праву, так что даже начал немного подрабатывать составлением для соседей апелляций (на назначенных государством адвокатов рассчитывать не было смысла).
Но постепенно сюжет из бытописательного переходит в жанр саспенса, потому что Савельев попадает в саратовскую ИК 10 и впервые слышит про «областную больницу туберкулезную», где «когда лечат, а когда калечат». У самого Савельева при этом судьба на зоне складывается не так уж плохо — даже простая грамотность и минимальные компьютерные навыки оказываются востребованными и ему предлагают работать в медсанчасти, а затем, попав после перенесенной инфекции с подозрением на туберкулез в ту самую страшную ОТБ, он неожиданно вместо издевательств получает предложение о «повышении»: здесь тоже нужен человек для работы с компьютером. Так Сергей и оказывается на должности, где получает доступ к данным видеорегистраторов и камер наблюдения...
Осваивая новые программы, Савельев получает возможность просматривать сетевые папки всей системы ФСИН, находя новые свидетельства избиений и пыток, однако самый страшный контент он все же находит в своей колонии. В 2019 году впервые появляются записи изнасилований заключенных, а после начала эпидемии ковида, когда система ФСИН становится все более закрытой от мира, видео становятся все страшнее.
2020-й. Этот год запомнился мне как один из самых жутких. Как я уже говорил, год от года пытки становились только жестче и страшнее. Изнасилования среди них уже не выделялись так резко, как раньше, практиковались чаще и, казалось, и для исполнителей, и для организаторов этих пыток стали рутинной работой. Не знаю, что способствовало этому. Возможно, столь длительное расчеловечивание самих палачей. Возможно, сама система того требовала, ведь учитывая, что записи продолжали передаваться руководству и кураторам, там, «наверху», их все устраивало. А возможно, роль сыграла и пандемия.
Герою книги постоянно приходится решать и практические, и моральные вопросы: вот ты столкнулся с информацией о пытках в колонии, где и сам — заключенный. Что тебе делать, с кем ты можешь поделиться? Может быть, лучше сделать вид, что ничего не знаешь, ведь тебя лично не трогают, позволяют досиживать срок в не самых плохих условиях, работать в тепле, даже кошка тут есть… А если попробовать собрать эту информацию, на всякий случай, на будущее, то как ее копировать, где хранить, как скрывать свои действия от коллег? Как войти в доверие к начальству, надеть маску малоприятного и нелюдимого человека для других заключенных, чтобы случайно не проговориться кому-то?
Попутно с рассказами о сборе архива данных Савельев описывает и все прочие особенности жизни колонии: безрезультативность жалоб, систему вымогательства пенсий, применение к заключенным в больнице психотропных средств, инициирование суицидов… Пишет он и о составе «бей-бригад» – людей, принимавших участие в пытках. Со стороны участники таких бригад не особенно-то выделяются, это очень разные люди, которые не кажутся садистами, и непонятна причина, объединившая их для участия в таких действиях.
Чем ближе освобождение Савельева, тем успешнее нагнетается напряжение в тексте: получит ли он условно-досрочное, найдет ли способ вывезти свой архив за пределы колонии, где будет прятать диск с данными во время нескольких обысков перед освобождением? В самый драматический момент, когда после третьего обыска в вещах героя действительно находят… нет, не диск, а какую-то старую симку в подкладке жилетки, доставшейся от другого заключенного, ты уже не можешь оторваться от книги, забыв даже, что это реальная история — важна уже просто сама история, хотя и знаешь заранее, чем все кончится.
Недавно, описывая книгу Марины Овсянниковой, мы сетовали, что сюжет, пригодный для кинематографа, описан не настолько драматично, чтобы стать киносценарием. Книга Сергея Савельева вполне готова стать сценарием триллера вроде «Побега из Шоушенка». Автор не просто рассказал историю — он сумел рассказать ее захватывающе.
И ведь это не единственный пик напряжения в тексте — дальше будет про жизнь на свободе, попытки вписаться в несколько изменившуюся реальность, поиски правозащитника, который заинтересуется архивом… И необдуманный прилет в Россию (вновь к знакомому из сети, автор честно признается: «Дальнейшим своим действиям я не вижу логического объяснения. Видимо, для меня характерно выбирать только то, что приносит мне вред»), задержание в аэропорту, угрозы ФСБ посадить по статье о «разглашении государственной тайны» (хотя и непонятно, какой именно), предложение сотрудничать… И новый драматический поворот — бегство из России на нелегальной маршрутке, экстренный отъезд в Турцию и просьба о политическом убежище во Франции.
Можно вспомнить недавние обвинения «Проектом» создателя Gulag.net Владимира Осечкина в том, что он шантажировал своих информаторов, требовал денег за помощь в эвакуации и сотрудничал с ФСБ. Здесь книга вряд ли раскроет нам что-то тайное: Сергей Савельев может рассказать только свою историю, а его отношение к правозащитнику понятно: именно Осечкин помог ему организовать побег и потом обеспечил поддержку международных СМИ (по словам автора книги, помощь была в том числе и финансовой). Критику Осечкина Савельев относит скорее к попыткам ФСБ скомпрометировать правозащитный проект.
Впрочем, в этой истории главный герой — не Осечкин, а сам Савельев, и нам интересна именно его история, которая заканчивается вроде бы хэппи-эндом: Париж, Елисейские поля, Эйфелева башня, политическое убежище… и попытки совершенно измотанного человека с травмированной психикой и психическими атаками понять, кто он теперь и что у него впереди.
Свои старые, больше не нужные уже маски я решил не выбрасывать. Они так много мне помогали… Без них я чувствовал себя голым. Я не мог просто так от них отказаться и решил сделать что‑то другое – написать о них. Тогда я и начал писать эту книгу. Постепенно, срывая с себя слой за слоем, я складывал их в рукопись. Мне казалось, что, дав им форму, можно от них избавиться.
И, судя по всему, это помогло.
Несомненным бонусом к сюжету еще раз назовем талант рассказчика, который как-то и не ожидаешь обнаружить у человека, не практиковавшегося в работе с текстами (если не считать каких-то вскользь упомянутых опытов в колонии). Савельев в своей истории не перескакивает с одного на другое, не нарушает логику изложения,фиксирует реальность и «погружает» нас в нее, будь это тюремная камера, рабочий кабинет, комната, где скоро начнется обыск и надо спрятать диск, автовокзал, где мерзким зимним утром надо найти маршрутку — места действия ничем не радуют, но ты все время ощущаешь себя рядом с героем, который умеет и описывать других людей, и передавать атмосферу, и удерживать напряжение в этом странном «квесте».
Пожалуй, хуже удаются Сергею Савельеву «мирные» места книги, особенно описания своих редких лирических отношений. Может быть, потому что писать о чувствах ему сложнее (по ходу чтения вообще складывается впечатление, что он привык быть в постоянном напряжении и именно необходимость искать пути решения проблем помогает ему собраться с мыслями). Может быть, потому что в нашей культуре вообще не сформировался еще язык для описания отношений ЛГБТ-сообщества, и рассказывать об этой стороне своей жизни непросто, не сбиваясь с лирики в какую-то нарочитую грубость.
В целом же свои эмоциональные состояния герой передает достаточно честно, и это делает его понятным и дополнительно придает рассказу убедительности.
Правда, есть и минусы, которые порой режут глаз. Например, избыток нецензурных выражений в некоторых главах. Конечно, чувства автора текста понятны, но все же, порой кажется, что, комментируя действия администрации СИЗО, можно было бы обойтись без «на хую вертел», ведь нашлось же в другом месте более изящное выражение «в законы ФСИН рыбу заворачивает». Тем более, пишет это человек, по собственным словам, с удовольствием перечитывавший на этапе «Божественную комедию». Некоторые детали просто лишние, так как никакой нагрузки не несут и даже не оттягивают время перед драматическим поворотом — они кажутся следствием привычки автора описывать любую запомнившуюся мелочь (вряд ли для сюжета и читателей важно, например, что герой посетил туалет на заправке по дороге в Минск из Москвы, возвращаясь из зоны).
Порой немного утомляют рассказы о моральном выборе героя: по ходу книги он регулярно задается вопросом, не нужно ли было на очередном этапе махнуть рукой на попытки что-то сделать со своим видеоархивом и не рисковать. И вновь и вновь автор патетически объясняет, что не мог поступить иначе. Выбор и впрямь возникал постоянно: в тюрьме Савельев очень сильно рисковал, а после выхода по УДО сумел найти работу (в Беларуси он не считался судимым, ведь срок отбыл в России), вернуться на старую квартиру и начать обживаться, так что соблазны «просто жить свою жизнь» для него были сильнее, чем для человека, после зоны лишенного будущего. Но чем больше ты в тексте рассказываешь, как сознательно пошел на жертвы ради высокой цели, тем менее впечатляюще это звучит, — достаточно того, что про твой выбор говорит сама твоя история.
Часто бедой таких книг становятся однотипные рассуждения авторов о стране и режиме, о том, как все мы дошли до жизни такой, но этим Савельев, к счастью, не злоупотребляет. А там, где пытается что-то осмыслить, обращение к тюремному опыту выглядят, пожалуй, интереснее стандартных размышлений про рабское сознание:
Человек в тюрьме откатывается к простым потребностям. Минимальный комфорт, относительно неплохая еда, небольшие привилегии. Ради того и работают, и живут, так и ждут конца срока. А освободившись, люди попадают в такой же лагерь строгого режима, где что‑то достойное позволяется только людям, следующим определенным правилам. Вокруг все дорого — еда, здравоохранение, образование. Все. А ведь это самые простые потребности! Откатывая таким образом основную массу людей к попыткам наладить свой быт, власть создает над ними своих собственных «капо» — генералов ФСИН и СВР, МВД и ФСБ… Которые ради привилегий и более богатой кормушки будут готовы дрессировать остальное население страны, пока оно не превратиться в покорное стадо. И год за годом, когда становилось только хуже, народ учился терпеть. Сначала немного. Потом чуть больше. Следом еще. Пока от воли и ощущений свободы и следа не осталось.
А еще эта книга — несмотря на все описанные в ней ужасы — в каком-то смысле оптимистичная. Даже если ты гей из небогатой семьи, который оказался в российской тюрьме с большим сроком, у тебя есть шанс однажды попасть на Елисейские поля. Даже если тебя вычислила ФСБ и пытается посадить за решетку снова, угрожая убийством в тюрьме, — еще не все потеряно. Даже если у тебя за спиной девять лет тюремного опыта, постоянный стресс, доходящий до панических атак, привычка не доверять никому и постоянно притворяться — однажды ты все-таки сможешь вновь почувствовать себя собой и начать жить свою жизнь. И даже если ты где-то в тюрьме, без возможности пожаловаться на избиения и пытки, кто знает, может быть в этот момент какой-то незнакомый угрюмый парень за компьютером копирует записи того, что с тобой происходит, и думает, что обязан попытаться донести эту информацию до внешнего мира. Бывает же и такое.
Хотя кто-то, прочитав эту книгу, возможно, скажет, что вот же какой гнидой оказался заключенный Савельев — к нему в тюрьме отнеслись по-человечески, работу дали, не обижали, помогли выйти по УДО, а он взял и всех подставил. Ведь именно так обычно выглядит логика, по которой важны не категории добра и зла, нормы и ненормальности, а корпоративная солидарность?
