Про мигрантов
Мы раздавали паспорта миллионам людей, а теперь имеем проблемы. Выясняется, что ребенок еле говорит по-русски, мамаша вообще не говорит по-русски. Вот у меня вопрос: а нам нужны такие мамаши как граждане России? Нет, не нужны!
Нам нужны люди, которые могут жить вместе с нами, а не организовывать кишлаки внутри наших городов.
Про религиозно-этнические нарушения в Дагестане (убийство православного священника, призывы к еврейским погромам)
К счастью, ни одного еврея не поймали. Видимо, их там просто не было. <…> Жалко, что много евреев уехало из Дагестана в Израиль.
В Дагестане уже, если не ошибаюсь, 13 Героев России, которые получили это звание на специальной военной операции. Там разные люди есть. И ваххабизм там тоже есть, к сожалению.
Про Чечню и нарушение там прав человека
У меня нет ресурсов работать сегодня с Чечней. Меня приглашают в Чечню, я даже время от времени собираюсь, но пока не еду.
К Чечне надо относиться очень аккуратно. Она почти полностью находится сегодня в российском правовом пространстве. Почти полностью. Есть своя небольшая специфика. Ломать сейчас через колено ни в коем случае нельзя. Надо терпеть, стараться входить в положение.
Про ЛГБТ
Гомосексуальные отношения и пропаганда этих отношений — разные вещи. Личная жизнь — это гомосексуальные отношения. И никто в них не вмешивается.
Надеюсь, что у геев по-прежнему все в порядке.
Про ограничение свободы слова и про «иноагентов»
Если граждане начинают громогласно выступать против политики, которую сегодня проводит государство, то общество и государство имеют право в этой жесткой ситуации принимать меры. Вот государство и принимает эти меры.
Книги иноагентов я не знаю. Пугачеву давно не слушал. Я Гребенщикова слушал, Макаревича слушал. Вряд ли, если мне потребуется послушать песню Макаревича, меня это смутит.
Если они выполняют правила и указывают, что это материал, созданный иноагентом, ну и пусть выполняют правила. Их действия не запрещены. Я не стану петь песни Макаревича не потому, что он иноагент, а потому, что никогда их не пел и, надеюсь, никогда не спою.
Про память жертв политрепрессий
Нет никаких признаков того, что кто-то по каким-то политическим причинам хочет закрыть Музей ГУЛАГа.
Люди фактически проводят не акцию памяти (у Соловецкого камня. — прим.), а акцию против сотрудников здания на Лубянке — ФСБ, КГБ, НКВД. Значит, надо перенести в конце концов памятный камень. Это акция не памяти, а политическая акция. Как бы упрек тем людям, которые сидят в здании на Лубянке.
Проект «Последний адрес» считаю плохим проектом. Сколько было народа в Москве репрессировано! Это действительно огромная трагедия была. Но табличек много, в центре Москвы практически в каждом здании были репрессированные. Вот вы идете по этому прекрасному городу, и на каждом здании таблички. Вы идете по городу мертвых, вы идете, и везде мертвые, везде напоминания о том ужасе, который был в 1937 году.
Нет, ну какой рост числа доносов? Было два дела, а стало три — это рост? Нет. Роста доносов нет. Если, не дай Бог, будет рост доносов, мы это почувствуем.
