«Юристы в шкафу»

Российские чиновники и провластные общественные деятели давно говорят о том, что движение за права ЛГБТК+-людей является частью «западной идеологии», враждебной традиционным ценностям. А сегодня Верховный суд России удовлетворил иск Минюста и признал «движение ЛГБТ» экстремистским сообществом. «Сота» поговорила с представителями ЛГБТК+, которые избрали своей профессией защиту прав людей: адвокатами и юристами. Они рассказывают, насколько им самим удаётся защищать себя от гомофобных шуток, патриархальных стереотипов и недоверия со стороны клиентов и что в их жизни изменит решение ВС.

«Безусловно, я знаю людей, которые являются геями и лесбиянками и при этом являются юристами, но это ни в коем случае не выходит за пределы личного общения», — такие слова произносит в беседе с редакцией адвокат, работавший с ЛГБТК+-организациями. Даже говоря анонимно, он сначала просит не использовать диктофон и соглашается на запись лишь после обещания удалить запись сразу же после публикации текста.

Другой собеседник редакции, юрист Тимофей (имя изменено по просьбе собеседника), напоминает: «В среднем считается, что до 10 % населения могут себя относить к ЛГБТ-людям, хотя это зависит от возможности проявления себя». Он предполагает, что в российском юридическом сообществе процент «может быть чуть больше». Однако лично он знает «человек 12», которые хоть как-то проявляют свою связь с сообществом, как минимум на мероприятиях, посвященных обсуждению прав ЛГБТК+-персон. Остальные «невидимы» обществу.

«Этой публичности нет, к сожалению, даже у меня, хотя я достаточно открытый [представитель ЛГБТК+-сообщества], — говорит Тимофей. — Но не потому, что я не хочу заявлять о себе. Я не хочу подставлять своего партнера. Не хочу привлекать к нему внимание из-за тех действий [в сфере защиты ЛГБТК+-персон], которые я совершаю. Это вопрос безопасности».

В том, что российские юристы не готовы обсуждать свою принадлежность к ЛГБТ, пришлось убедиться и редакции. На многочисленные просьбы об интервью — даже на условиях анонимности — потенциальные собеседники отвечали отказом. Те же, кто согласился, объясняют: привычка к максимальной закрытости формируется ещё на юрфаке, если не раньше.

«Чтобы совершить каминг-аут, нужно иметь ресурс»

«Я училась в Петербурге ещё в середине нулевых, до первых гомофобных законов. Поэтому открытых геев и лесбиянок у нас было немало — тогда в гей-клубе студент легко мог встретить преподавателя, и особого внимания на это никто не обращал, — вспоминает адвокат Ирина (имя изменено по просьбе собеседницы издания). — Когда я преподавала сама, уже в середине-конце 10-х, кажется, никто из студентов уже не говорил о своей ориентации открыто. Встречала пару нашивок с радугой на рюкзаках в вузе, потом не стало и этого».

При этом она отметила, что не может сказать, был это личный выбор студентов или давление со стороны администрации. «Если честно, я была единственным человеком в университете, который бы [сравнительно] открыто говорил о себе», — вспоминает в беседе с редакцией Ольга (по просьбе собеседницы редакция не указывает её фамилию). — Я не говорила напрямую о своей бисексуальности, но была явно влюблена в одну из преподавательниц». Всё это вызывало лишь шуточки, добавляет Ольга.

Постепенно смех сменился «осторожным интересом». «Я считаю, что мне очень повезло, — продолжает она, — потому что я всегда хорошо училась, всегда достаточно конформно выгляжу, поэтому у меня не было никаких проблем с общением с другими студентами. Конечно, я понимаю, что если бы я была бы [человеком с] сильно нестандартным [внешним видом], возможно, все бы это пошло иначе». Одна из студенток перестала общаться с Ольгой после дискуссии о необходимости реформирования института гражданского брака, так как он не учитывает права ЛГБТК+ и полиаморных людей.

Большинство собеседников редакции признают, что даже такой уровень открытости – скорее, исключение. Многие уже со студенческой скамьи стараются жёстко разделить личное и профессиональное, признаёт адвокат, много лет работавший с ЛГБТК+-персонами и организациями.

«Я думаю, что [юрфак] — это не та среда, где нужно рассказывать [о своих сексуальных предпочтениях]», — соглашается Тимофей, который в студенчестве скрывал свою ориентацию от большинства однокурсников. Он старался, чтобы о его принадлежности к ЛГБТК+ не узнали преподаватели и администрация вуза, опасаясь негативных последствий в учебе.

По его словам, он не раз сталкивался с гомофобными шутками и анекдотами от однокурсников. «Когда была возможность, я, конечно, уходил, — вспоминает Тимофей. — А если возможности не было, если мы ехали в одном транспорте или находились в закрытой комнате, из которой выйти невозможно, я каждый раз не вскакивал из-за этих шуток. Приходилось иногда и подыгрывать, потому что здесь вопрос выживания. Если хочешь, чтобы [у тебя] была какая-то поддерживающая среда в обучении, важно, чтобы плюс-минус с однокурсниками контакты были».

Предложить тему курсовой работы или диплома, связанную с признанием однополых браков или с дискриминацией, в его университете было немыслимо. «Преподаватели бы не захотели бы даже взять такие темы. Мне пришлось наверстывать в научном плане [этот пробел в образовании] в течение тех лет, когда я уже ушёл в профессию».

«Это не стоит моих нервов»

При устройстве на работу сексуальная ориентация также может стать помехой.

«Воспроизводится патриархальная модель, — поясняет Тимофей. — Раз есть супруга, то всё будет ок, супруга будет дома заниматься хозяйством, а человек может дальше спокойно работать, и его можно перегружать — командировки, вот это всё. Супруг, конечно, тут не подходил, и я не мог никак говорить [о своих гомосексуальных отношениях]».

Ольге на старте карьеры, по ее признанию, реже доводилось сталкиваться с интересом к своей личной жизни. «Так получилось, что когда я выпустилась [с юрфака], я чётко знала, что хочу работать в правозащите, где люди достаточно толерантно относились к [ЛГБТК+-] сообществу и не было какой-то гомофобии. Поэтому для меня всё на лайт-версии», — рассказывает она.

Однако когда она попыталась устроиться на работу за пределами правозащитного сектора, возникли проблемы. «Мне дважды отказали на основании того, что, мол, я не прошла проверку безопасности, что у меня какие-то личные страницы [в соцсетях] неправильные. Мне не представили какую-то конкретику — в целом сказали, что я, в общем-то, не очень чтобы благонадежный человек. Но мои догадки [связаны] с тем, что я открыто репостила свои интервью по ЛГБТ-правозащитной тематике».

Один раз Ольге пришлось отказаться даже от работы в некоммерческом проекте. «Мне предложили хорошую вакансию в правозащитной сфере, но заранее предупредили, что там достаточно гомофобная начальница. Я подумала и решила, что это не стоит моих нервов и я не хочу прятать свою идентичность».

«В душе остаются сильными консерваторами»

Принадлежность к ЛГБТК+-сообществу может повлиять на профессиональную деятельность не только на ранних этапах, полагает адвокат, который много лет работает с представителями сообщества. «Это может создать проблемы с точки зрения взаимоотношений с коллегами», — объясняет он.

В этих условиях для ЛГБТК+-персон становятся проблемой даже самые элементарные вещи. «Когда я начинал свою карьеру, конечно, я не мог привести партнера на корпоратив, потому что это считалось социально неодобряемым, — говорит Тимофей. — Я был достаточно закрыт в профессиональной среде».

При этом однажды коллеги всё же узнали о его ориентации. «Мы были с коллегами на мероприятии, уже заканчивали, сидели, пили вино, — вспоминает он. — Одна из них сделала мне аутинг. Не со зла, но прямо перед моими коллегами и перед руководителем компании, который был достаточно консервативных взглядов. Я тогда только получил работу и уже начал опасаться за свою карьеру… Но ничего не произошло». После этого Тимофей стал чувствовать себя свободнее и «проявлять себя как ЛГБТ-человек на рабочем месте».

Впрочем, он полагает, что для юридического сообщества эта ситуация скорее исключение. «Адвокатское сообщество очень консервативно, — поясняет он. — Несмотря на то, что многие адвокаты отстаивают либеральные ценности, они в душе остаются сильными консерваторами».

По словам Тимофея, возможность открыться хотя бы перед коллегами напрямую связана с местом, где работает человек. «В компании, где меня саутили, все разделяли плюс-минус общие ценности, — поясняет он. — Потому что это была история про права человека, в такой среде быть открытым гораздо проще, чем в крупной государственной корпорации, тем более сейчасе».

Знакомую Ольги даже шантажировали тем, что расскажут на работе о её бисексуальности. «Моя коллега работает в юрфирме, не связанной с правозащитой, и ей приходится скрывать ориентацию, — рассказывает Ольга. — Более того, у нее был молодой человек, который пытался ее шантажировать тем, что напишет работодателю о том, что она является частью ЛГБТ-сообщества».

Ирина не скрывала свою бисексульность, но, когда она вступила в брак с мужчиной, коллеги посчитали это «прикрытием». «Работая на госслужбе и преподавая в вузе, я свою личную жизнь не скрывала. Моя девушка могла встретить меня у работы вечером, я выкладывала в соцсетях совместные фото, — вспоминает она. — Старые фотографии из соцсетей я не удалила, и я знаю, что кое-кто из коллег-адвокатов считает, что на самом деле я лесбиянка, а муж у меня для прикрытия».

Сама она теперь предпочитает не упоминать о своей бисексуальности. Также поступают и коллеги: Ирина смогла вспомнить только двух юристов, которые когда-то говорили об опыте однополых отношений.

«Клиенты просто не будут заключать соглашения»

«Я участвовал в суде, представлял женщину в семейном споре, вёл дело достаточно успешно, — рассказывает Тимофей. — Но потом она увидела в интернете мои публикации по дискриминации ЛГБТ-людей в России. И сразу написала руководителю, с просьбой отстранить меня от её дела, потому что она не может работать с ЛГБТ-людьми».

Компания, которая совмещала правозащитные кейсы и обычную юридическую практику, вступилась за своего сотрудника. «Они посчитали, что не могут отстранить меня от дела на основании такого желания клиентки, — поясняет он. — С ней провели несколько бесед, где обращалось внимание на мои профессиональные скилы, а не идентичность. В конце концов, это её убедило».

При этом Тимофей вспоминает, что слышал от коллег о случаях, когда юристам приходилось выходить из дела. «Отстраняли в том числе от дел, потому что директор крупного заказчика говорил: мы не будем с вами работать, если этим делом будет заниматься ЛГБТ-персона. Компании переводили эту персону на другой проект», — вспоминает Тимофей.

Частнопрактикующим юристам и адвокатам приходится не легче, полагает он. «Когда клиент определяет, к какому юристу идти, то, помимо успешности, профессиональности, [играют роль и другие факторы], — объясняет он. — Если адвокат или юрист – открытая ЛГБТ-персона, то он может столкнуться с тем, что клиенты просто не будут заключать соглашения». Всё это приведёт к краху карьеры.

Ольга столкнулась с ситуацией, когда доверителей испугало даже то, что оказывающая им юридическую помощь организация сотрудничала с ЛГБТ-персонами. Они опасались буллинга в свой адрес за то, что вместе с представителями ЛГБТ получали консультации юристов.

«Судья позволял себе передразнивать меня»

С гомофобными высказываниями и настроениями юристы сталкиваются и в судах. При этом участники процесса не знали о сексуальной ориентации юристов — негатив вызывало уже то, что они представляли интересы ЛГБТК+-персон и организаций. Тимофей отмечает, что в российском обществе в целом принято отождествлять адвоката и клиента. «Независимо от того, является юрист ЛГБТ-человеком или нет, если он поднимает эти темы в суде, сами судьи, прокуроры или другие адвокаты отождествляют его с клиентом, — говорит Тимофей. — Они могут высказывать гомофобные реплики, с которыми нужно профессионально работать, чтобы не воспринять это на свой счёт».

Тимофей рассказал, что представлял пострадавших ЛГБТ-персон по делам о подставных свиданиях. Тогда противники ЛГБТК+-сообщества через приложения для знакомств устраивали встречу с гомосексуальными или бисексуальными людьми, чтобы их избить или потом шантажировать.

Похожие истории бывали и у Ольги. «У меня был случай, когда судья позволял себе передразнивать меня из-за того, что я защищаю человека, которому заблокировали ЛГБТ-ресурс», — рассказала она.

При этом у людей, работающих по таким делам, могут быть опасения, что это скажется на их практике по другим категориям дел, особенно если они будут слушаться тем же судьёй. «Я всегда об этом задумывался — признает адвокат, представляющий интересы ЛГБТ-персон. — Но я никогда этого не ощущал. Благодаря тому, мне кажется, что я выстраиваю свою профессиональную работу так, чтобы не было претензий, вне зависимости от того, по каким делам я работаю».

«Общество будет стремиться сделать их невидимыми»

Решение Верховного суда по иску Минюста о признании некоего «Международного ЛГБТ-движения» экстремистским — дополнительный сигнал всем ЛГБТК+-людям, считает адвокат, много лет работающий по этой тематике. При этом он считает, что юристы не станут ещё сильнее скрывать свою личную жизнь — просто потому, что «предел непубличности уже достигнут». Ирина также полагает, что ухудшить и без того непростое положение не получится: «Все шкафчик поплотнее прикроют и будут работать дальше».

В свою очередь Тимофей отмечает, что пока некоторые из его коллег всё же решаются говорить о своей сексуальной ориентации. Но после решения ВС это станет практически невозможно. «Мы меньше будем видеть [даже сколько-нибудь] открытых примеров ЛГБТ-людей, которые находятся внутри страны. Само общество будет стремиться сделать их невидимыми», — констатирует он.

Собеседники редакции сходятся в том, что гораздо меньше юристов и адвокатов теперь согласятся представлять ЛГБТК+-организации в судах. Тимофей напоминает, что аналогичная ситуация уже сложилась с делами о терроризме — опасаясь отождествления с подзащитными, адвокаты отказываются участвовать в этих делах, кроме как по назначению государства.

«Я не помню, чтобы я боялся какой-то кейс, [связанный с ЛГБТК+], взять, исходя из того, что это может прямо негативно отразиться [на мне или моей практике]. Но сегодня я бы уже подумал десять раз. Особенно выходя в какое-то публичное пространство… Я бы постарался бы этого избежать», — заключает адвокат, который уже много лет работает с ЛГБТК+-организациями.