Шебекинский горокруг ежедневно подвергается обстрелам, людей оттуда эвакуировали, а некоторые дома приходится сносить — они стали непригодным для жилья из-за обстрелов.
Варвара Родина специально для SOTA поговорила с эвакуированными, а также проехала в город и пообщалась с оставшимися жителями.
По дороге в Шебекино установлен социальный баннер «Сбавь скорость, тебя дождутся», а в небе работает ПВО. Хочется поспорить с рекламой и ехать быстрее — трассу часто обстреливают, на обочине виднеются воронки. Из-под колес слышен характерный гул — такой появляется, если по дороге раньше ездили танки. На горизонте — большой столб дыма.
Приграничный город почти пуст: на улицах нет людей, встречаются только животные — видно, что ещё совсем недавно они были домашними. У многих остались ошейники, и к людям они относятся без опаски — подходят и ждут. А если дать еду — жадно ее поедают. Некоторых жители, убегая впопыхах, оставили своих питомцев в запертых квартирах. Местные рассказывают: бывало, пройдешь мимо дома, и слышишь, как там и тут – скулеж и мяуканье. Но через несколько дней без еды и воды прекращается.
Мы проезжаем школу №3 — на её окнах наклеены «Z» и «V». На крыше следы от «прилета». Уроки там не ведут с октября — дети из-за обстрелов учатся онлайн. В доме рядом крест-накрест заклеены окна, под одним из крестов видна фигурка голубя из бумаги — её приклеили туда раньше, чем скотч.
— А как я их увезу, куда? Им 14 лет. Объясни мне, вот куда? Ну, в лагерь, да. А что такое лагерь? Там 14-летние пацаны и тому подобное. Есть насилие, есть и все. Сейчас будет все. Не отпущу их никуда от себя, — отвечает на вопрос «почему вы все еще тут?» мужчина лет 50, рядом с ним стоят две девочки-подростка. — Гуманитарку где-то возят, нам ничего не привозят.
Сергей (имя изменено) рассказал, что у него есть колодец и хозяйство: корова, куры — так что угроза голода ему не страшна. Но от конфет для дочек он не отказывается. Одна из девочек кланяется мне.
— Стреляли вон по городу, — продолжает рассказывать шебекинец. — До нас не долетело (Сергей живёт на окраине города – прим.ред.). Обстрел шел каким-то таким полукругом, до нас сюда не доходит. Надеюсь, что и не дойдет. И сегодня тихо.
В городе, действительно, уже тихо: всего пару раз за несколько часов слышна работа «Градов», но где-то совсем далеко. Сейчас город уже почти не обстреливают — больше всего ударов пришлось на 31 мая и 1 июня. 31 мая губернатор даже, вопреки традиции, не стал называть точное количество прилётов, ограничившись словом «множество», 1 июня же Шебекинский городской округ обстреляли 850 раз. После количество «прилетов» стало снижаться — с 9 июня вновь зафиксировали менее сотни обстрелов в день. Сейчас же бывает и меньше 10.
— Вот пункты выдачи гуманитарки в Белгороде есть, а в Шебекино где? Значит, я брошенный. А кто сбежал, нате денежку вам, — жалуется Сергей. Он считает, что те, кто эвакуировался — предатели.
Выезжаем из Шебекино по грунтовой дороге через холмы — на ней остались следы гусениц танков. Из окна машины видно лесок, поля и совсем не чувствуется война.
Уже в Белгороде я вижу девочку-подростка с надписью на футболке: «Своих не бросаем». Кажется, ей столько же лет, сколько и девочке, поклонившейся за конфеты.
«Да всё там осталось, лодка, стол, стулья. Вообще всё», — слышу обрывок разговора на улице. Кажется, что в городе все только и говорят о Шебекине.
В Белгороде встречаюсь с эвакуированными шебекинцами. 1 июня Николай (имя изменено) проснулся в три ночи от взрывов — для жителей города это уже стало обыденностью, но в этот раз было особенно громко.
Телефоны для эвакуации не работали, и Николай поехал на своей машине, подбирая всех знакомых, которые вышли на связь и хотели уехать. Вещи шебекинец совсем не собирал — посчитал, что места для людей важнее. Всего ему удалось подобрать пятерых человек — кроме как на собственной машине, из города было сложно уехать. Путь шёл через одну из самых опасных дорог, возле нее стояли военные, которых часто обстреливали. Но тем утром трассу не обстреливали, и пятеро в машине, по пути костеря всех причастных к войне, доехали до Белгорода спокойно.
Ирина (имя изменено) рассказывает, что к усилению обстрелов была давно готова: «Было ощущение такое, что сейчас что-нибудь произойдет, но в большей степени готовилась к тому, что будет финансово очень тяжело». Обстрелы шли недалеко от её дома, но Ирина считала, что по гражданским объектам будет «прилетать», только если рядом военные. Она старалась не подходить близко к позициям и запретила детям гулять в лесочке неподалеку, после того, как они увидели там солдат. В школах, по словам Ирины, учителя тоже рекомендовали детям не приближаться к военным.
Незадолго до начала войны в центре Шебекино развернули армейский палаточный лагерь. После 24 февраля там появились огромные литеры-Z и российские флаги, их установили около детских качелей. Тогда Ирина вовсе перестала ходить в центр города — боялась, что «прилетит».
Ближе к зиме лагерь убрали, но стрелять не перестали. Спасавший людей в Шебекино Николай говорит, что стреляли «вперемешку» — иногда попадало действительно по военным, но зачастую «прилетало» и по мирным.
Ирина вспоминает обстрелы: «Всё грохотало, тряслось, где-то что-то горело, всё это играло оттенками пламени на моих стенах, поэтому я ночь не спала, просто держала детей. То есть я понимала, что встать сейчас – это плохая идея. Начнутся слёзы, паника, истерика, дети будут по дому бегать».
Когда взрывы стали чуть реже, семья принялась собираться к отъезду. «Сказала детям: берем самое ценное. Вот смотришь и думаешь: у меня самые ценные вещи — это документы, деньги, одежда, чтобы не замёрзнуть, а у неё самые ценные вещи — это шахматы и поясная сумка для пробежки», — говорит Ирина.
Ирина, как и Николай, уверена, что власти не были готовы к эвакуации. «Вот случилась такая же ситуация, как каждый год случается со снегопадами или еще с чем-нибудь. Вот сезон пришел — а никто не был готов, отопительная система не готова», — сравнивает ежегодные мероприятия с эвакуацией женщина. Николай же удивлён, что при эвакуации почти никто не погиб.
После эвакуации, признаётся Николай, даже в Белгороде стало «странно»: «Девушки ходят, люди мороженку кушают, веселятся, улыбаются, хихикают. А мы понимаем, что мы сейчас вернёмся, у нас там дома света нет, обстрел, короче. И это будет и завтра, и послезавтра, и дальше. Всего-то там, полчаса езды, и вот ты оказываешься вообще в другом месте абсолютно, буквально другая страна какая, другие люди совсем. Они там не трясутся, что сейчас в дом «прилетит», они там не обсуждают, как у соседа из-за «прилёта» машина сгорела».
В Шебекино после эвакуации появились мародёры. Николай рассказывает, что обчистили буквально соседний от него дом. В первые дни, когда обстрелы были ещё сильными, в городе почти не работала полиция, так что приглядывать за домами могли только оставшиеся соседи.
Сейчас жители Шебекино разделились на тех, кто хочет, чтобы украинцев отодвинули за Волчанск (прим. автора: украинский пограничный город, от которого до Шебекино 10 километров), и тех, кто просто хочет конца войны. Но, как говорит Николай, именно украинскую армию после обстрелов гражданской инфраструктуры поддерживают единицы. Некоторые шутят, что Шебекино вступило в ДНР или создало отдельную «Шебекинскую народную республику».
Но попытку военного мятежа от Пригожина Николай «не воспринял как для нас что-то хорошее». В тоже время, знакомые шебекинцы симпатизировали ЧВК, но после прекращения мятежа разочаровались.
«Нет у людей чувства, что в принципе они кому-то нужны», — говорит в конце разговора Николай.
Мимо проходят люди с прозрачными салатовыми пакетами, полными продуктов, на них большая круглая наклейка «Шебекино не склоняется». Рядом выдают гуманитарку.
