21 сентября Владимир Путин объявил частичную мобилизацию. Я её встретил в Приморском крае, в городе Находка. С категорией «В», но без военного билета, который я так и не забрал из военкомата. И без загранпаспорта, который я не оформил даже после 24 февраля.
21 сентября я решил, что уеду, но не знал, куда. Вариантов было не так много — Армения, Казахстан, Киргизия. Решительности добавила моя девушка, которая сказала, что меня надо «прятать в Казахстане». Я связался с другом, закончившим военную кафедру, и начал обсуждать «туристическую поездку».
22 сентября я точно знал, что уеду в Казахстан. Выбирал интуитивно, если вообще выбирал — не получается вспомнить хоть один аргумент. Оставалось выбрать маршрут. В очередной раз я понял, насколько неудобно жить в Приморском крае. Прямых рейсов мало, цены высокие. Друг решил уехать уже в воскресенье, 25 сентября. 12 часов на поезде Владивосток-Хабаровск, самолет Хабаровск-Новосибирск, такси Новосибирск-граница. Таким образом, он мог пройти границу уже в понедельник, 26 сентября.
Я же решил ехать на поезде. У меня были причины, но я их забыл — кажется, они все были бессмысленные. Купил билет до Новосибирска (почему не до Омска — не знаю, но собирался ехать до Омска). Купил билет на «боковушку» в плацкарт, поскольку других мест не было. 25 сентября я прибыл на владивостокский вокзал, чтобы уехать в Казахстан. На занятые деньги — накоплений у меня не бывает.
На вокзале было много мужчин с сумками, на которых красовалась надпись «Армия России». Впрочем, нельзя сказать, что атмосфера на вокзале была особенной. Разговоров о повестках и мобилизации слышно не было. Посадка в 11 часов. Было много свободных мест, но ночью вагон заполнился срочниками из Уссурийска. Уже позже я разговорился с ними и узнал, что их перебрасывают в Улан-Удэ. Длительная поездка стала второй за 3 месяца службы, а автомат им дали подержать лишь на присяге.
Срочники — не единственное напоминание об армии в поезде. Постепенно, от станции к станции, в вагоне появлялись взрослые мужчины, невзначай напоминавшие о войне. Один из них, с вытатуированным автоматом Калашникова на спине, ехал домой с заработков — пришла повестка. Другой жаловался, что ему переносят операцию на плече, из-за чего он не может пойти воевать. Он же рассказывал про крутую экипировку «музыкантов» и желание записаться «к Вагнеру». Несколько раз он пересказывал видео, в которых вагнеровцы эффектно убивают врагов — почти как в старых американских боевиках.
Присутствие срочников вынуждало людей вспоминать о том, как они служили. Они рассказывали истории, которые я знал наизусть, — все отслужившие рассказывают одно и то же. Например, про то, что они в армии продавали телефоны и много на этом зарабатывали.
На второй день поездки в плацкарте началось застолье. Несколько взрослых мужчин пили виски и обсуждали войну. Нацистов, наркоманов, американцев, британцев — каждый рассказывал то, что слышал. К ним присоединилась пара срочников. Майор, сопровождавший солдат, попытался прервать тусовку и забрать подчиненных, но один из мужчин решил «поговорить» с офицером. Беседа получилась недоброй. Майора спрашивали, где он служил, как он стал майором и «почему [он] такое чмо ебаное?». Майор не отвечал. Стерпел, как говорится в таких ситуациях. Застолье продолжилось, часов в 12 кончился алкоголь и все уснули.
В Чите в вагоне оказался мужчина лет 45. Его провожали два друга. Все были пьяные, звучало наставление «ты только вернись». Койко-место мужчины оказалось как раз в районе застолья. Поседевший, с красным лицом, в сером свитере — на бойца не похож. Мелодия звонка — музыка из фильма «Джентельмены удачи». Познакомившись с соседями, он сказал, что пошел добровольцем, теперь направляется на сборы.
— Я реально хочу. Не мог не пойти.
Минут через 20, когда новичок влился в тусовку и начал шутить, он сказал одному из собутыльников в шутку «да иди ты нахуй». Через несколько секунд получил по лицу, после чего лег спать. На следующий день он вышел. Видимо, доехал.
Всю дорогу я думал о причинах, по которым меня не пропустят через границу. Не забрал военный билет после получения категории «В». Написал несколько дурацких статей, несколько дурацких постов. Когда-то с опозданием выплатил кредит. Не похож на фотографию в паспорте. Может, просто не понравлюсь пограничнику — придумывать вероятные причины отказа было легко и даже интересно.
Любые сомнения в целесообразности поездки отпадали благодаря новостям. Просыпаешься, думаешь, куда же я еду, потом ловишь сеть и читаешь про изнасилование гантелей — нет уж, едем дальше. К тому же, раз в полдня в окне мелькали танки — переброска техники.
В Иркутске рядом со мной оказалась взрослая женщина. Стеснительная, молчаливая, она старалась не участвовать в социальной жизни вагона. Заговорила лишь раз, когда при ней стали обсуждать войну. Сказала, что ее сын был на фронте весной, вернулся, а теперь отправился туда опять. Потом отвернулась к стене. Кажется, изо всех людей, произносящих слово «Украина» в вагоне, она единственная испытывала живые эмоции.
Пока я ехал в поезде, моей маме исполнилось 46 лет. За это же время узнал, что отец женился на женщине, которая родилась в Донецкой области — и это произошло в Приморском крае. Неисповедимы пути господни. Ему, кстати, уже пришла повестка, и вполне возможно, что он прямо сейчас на сборах. Если его прокапали после водки, конечно.
За пару дней до приезда в Новосибирск я купил билет на автобус. Решил, что все же поеду по маршруту Новосибирск – Семей, через КПП Веселоярск.
30 сентября я оказался в Новосибирске. Весь день просидел на вокзале. Там продавали воду, а также бутерброды за 120 рублей — кусок хлеба и три куска копченой колбасы. Я вышел из вокзала в поисках еды и увидел очередь за хот догами. В ней стоял полицейский. К нему подошла цыганка с ребенком и стала спрашивать, почему он не воюет. Тот объяснил, что их буду призывать потом. Цыганка покачала головой, а потом спросила, кто воюет. Вот и первый человек на этом долгом пути, который искренне не понимает «что случилось».
Вечером я сел на автобус. Мне попалось странное место — возле единственного в салоне стола. Пришлось ехать спиной к движению. Соседи — 24-летний казах, который работает строителем в Тихвине (ехал домой), и взрослая казахская женщина с маленьким ребенком (ехала от сестры из Новосибирска). Женщина начала разговор и спросила, куда я еду. Туризм. Женщина заулыбалась и сказала, что из-за таких туристов несколько дней не могла купить билеты.
В вагоне мужчин было больше, чем женщин, но незначительно. Около половины пассажиров возвращались в Казахстан домой. В середине ночи мы приехали к российской границе. К тому моменту я уже сто раз поменял ответы, которые дам на стандартные вопросы, потому что боялся ляпнуть что-то не то.
— Цель визита?
— Продавать мефедрон. Нет, убивать детей. И туризм.
На КПП казахи стали отличаться от россиян. Они стояли с прямыми спинами и ждали очереди на паспортный контроль так, как ждут очереди в супермаркете. Россияне стояли так, будто согласились сыграть в русскую рулетку. Незадолго до того, как подошла моя очередь, пограничник попросил отойти одного из пассажиров. В этот момент жители Казахстана закатили глаза и стали вздыхать (поняли, что придется ждать), а глаза русских стали вертеться на 360 градусов. Я видел это хорошо, мои глаза вертелись так же. Пробок и очередей не было — это специфика Веселоярского КПП.
Подошла моя очередь. Подошел, поздоровался, дал паспорт, посмотрел в камеру. Я ждал около 30 секунд, пограничник отдал паспорт и сказал «следующий». Ни одного вопроса. Я прошел с мыслью, что это все. Мужчина, которого попросили отойти в сторону, вскоре тоже прошел — его задержали (на время, а не наручниками) из-за того, что на паспорте он с бородой, а в жизни без. Нас всех запустили в автобус, который все равно не отъезжал.
До последнего мне казалось, что сейчас зайдет пограничник и скажет: «Кстати, Камышенко, ты куда поехал? Выходи давай». Но нет, мы поехали дальше.
На казахской таможне была особенная атмосфера. Помещение напоминало автовокзал, который обслуживает два рейса в неделю. Пусто, тихо и очень сонно. Та же процедура — дал паспорт, посмотрел в камеру, ушел. Ни одного вопроса. Друзьям, переходящим через это же КПП, вопросы задавали, но мне повезло. Опять в автобус, и теперь в Казахстан.
Автобус проехал несколько минут, после чего водитель решил сделать остановку — рядом был туалет. Люди, вышедшие на улицу, резко поменялись. Если на прошлых остановках все молчали или шептались, то теперь происходящее напоминало школьный выпускной.
— Всё, я сразу в Алматы на такси, а оттуда в Грузию пить вино!
Так говорил программист из Владивостока, который релоцировался через Казахстан. Он рассказал, что у него категория «В», но он все равно решил уехать. Как я. Взрослый мужчина обсуждал с женой, что они будут делать дальше. Судя по всему, их горизонт планирования ограничивался двумя КПП. Как у меня.
В 7 утра автобус прибыл в Семей. Пассажиры стали доставать сумки. Уставшие казахи и радостные русские. Большинство не понимали, где находится Семей и как из него уехать в другой город. Некоторые спрашивали, по какому курсу менять рубли на тенге. Они совершенно не знали, какое соотношение выгодное. Я слышал вопрос «Как снимать жилье?» — не все прогуглили, как это делается в Казахстане (любой текст об этом даст ссылку на krysha.kz, главный сайт для аренды).
Мы все бежали не «к», а «от». Я проделал намеченный маршрут, и у меня нет ни единой мысли о том, что делать дальше. Оценить правильность решения также невозможно, сама формулировка вопроса ставит в тупик. Спустя сутки я примерно начал понимать, где нахожусь. Русских узнавать на улице просто — у них потерянные лица, они дезориентированы. В миграционных центрах люди разговаривают так, словно знакомы тысячу лет. Дают друг другу советы, тихо матерятся и не понимают, что делать дальше. Серьезный мужчина из Кемерово, соответствующий всем заявленным критериям мобилизации (то есть с боевым опытом) отлично беседует с питерским длинноволосым молодым парнем с проколотым носом. Кажется, у них никогда в жизни не было бы повода и шанса заговорить, но теперь они желают друг другу удачи в конце разговора (многократно).
Добравшись до Семея, программист из Владивостока вызвал такси и поехал в Алматы, в аэропорт. Наверное, он уже выпил вина. Возможно, грузинское вино не самое вкусное в мире, но программист жив и никого не убивает — и это хорошо.
