25 декабря адвокаты нашли Алексея Навального в колонии за полярным кругом. Она находится в посёлке городского типа Харп в Ямало-Ненецком автономном округе. С тех пор к посёлку на 5 тысяч жителей приковано внимание СМИ со всего мира.
Но жизнь Харпа не ограничивается стенами колонии. Там можно найти молодёжные рок-группы, новогодние инсталляции на любой вкус, детективы «писателя-экстремиста» Бориса Акунина, которые в Москве судорожно изымают из продажи, и, конечно, потрясающей красоты горные пейзажи.
Накануне Нового года корреспондент «Соты» Антон Савельев побывали в Харпе и рассказывают, как живёт свободная часть посёлка, затерянного среди гор, снегов и колючей проволоки.
Сквозь метель
Название посёлка Харп переводится с ненецкого языка как «северное сияние». При этом, согласно переписи, ненцев здесь живёт меньше 2%. За несколько дней, проведённых в Харпе, мы не увидели ни коренных жителей, ни северного сияния, зато полярную ночь удалось прочувствовать сполна: солнце появлялось около 11 часов утра, а в 2 часа дня уже снова было темно. Спасало уличное освещение, которое даст фору многим городам в центральной России. Почти каждая улица маленького посёлка пестрела фонарями, лампами и светящимися гирляндами.
Пожалуй, самое сложное в Харпе – это до него добраться. Дорога от ближайшего аэропорта в Салехарде начинается с зимней переправы через Обь. Это единственный путь, по которому ходит единственная маршрутка. Но в дни плохой погоды рейсы отменяют, и это как раз наш случай. На улице 20 градусов мороза и ледяной ветер, который буквально сбивает с ног, во время сильных порывов идти физически невозможно. Один из старожилов рассказывает, что это ещё ничего: иногда тут бывают метели, когда ничего не видно уже на расстоянии вытянутой руки.
Ехать через реку приходится автостопом. К счастью, машина останавливается уже через пару минут, и нас довозят до промежуточной точки маршрута, города Лабытнанги. Позже мы поймём, что взаимопомощь на Севере в порядке вещей, и если нужно кого-то подвезти или вытолкать машину из снежной ловушки, добровольцы находятся очень быстро. А чтобы автомобили не замерзали, придумано специальное техническое ухищрение. В стенах домов проделаны отверстия, из которых торчат провода, заряжающие аккумуляторы в машинах.
От Лабытнанги до Харпа в нормальную погоду ехать около часа. Но сейчас трасса перекрыта: гаишники пропускают машины колоннами раз в 20-30 минут. Пока мы ждём своей очереди, за окном играет метель, а в машине - музыка:
Это у Шекспира быть или не быть,
А у нас – была не была!
Мы не будем страдать и ныть,
У нас поважнее есть дела.
Наконец полиция разрешает проехать и впереди колонны пускает «Ниву» в качестве «ледокола». Вскоре на горизонте появляются Уральские горы, прячась за изгибами дороги и серыми зданиями промзоны. Горы освещает маленький кусочек солнечного диска, выплывающего из темноты. Выйдя из машины, спрашиваем у проходящей мимо бабушки: «Это рассвет или закат?» «Да и то и другое сразу», – отвечает она.
Всё как у людей
В 250 метрах от колонии Алексея Навального находится суши-бар «Я-понка». Цены тут примерно как в Москве, зато порции намного больше. Внутри мы обращаем внимание, что незнакомые люди постоянно здороваются с нами. То ли внешность выдаёт в нас далёких гостей, то ли такая вежливость тут в порядке вещей. В очереди за заказом заговариваем с пенсионеркой. «А вы сюда из-за него приехали?», – спрашивает она, махнув рукой в сторону колонии.
При этом в разговорах между собой местные жители вообще не упоминают Навального. Всё-таки он далеко не первый «VIP-зек» в Харпе: в той же колонии в нулевых годах сидел бизнес-партнёр Михаила Ходорковского Платон Лебедев. А с другой стороны посёлка находится ещё одна зона, ИК-18 «Полярная сова», куда привозят приговорённых к пожизненному сроку. Известных людей там тоже достаточно. Это, например, Нурпаша Кулаев, единственный террорист, выживший при захвате школы в Беслане. А ещё «битцевский маньяк» Александр Пичушкин и бывший майор полиции Денис Евсюков, расстрелявший случайных посетителей супермаркета.
Новое пристанище Навального называется ИК-3 «Полярный волк». Снаружи оно выглядит странно для колонии особого режима: забор с колючей проволокой очень низкий, даже у обычных заброшенных зданий ограждения бывают намного выше. Перед воротами стоит утонувший в сугробе противотанковый ёж, а на воротах – плакат с тройкой белых лошадей и поздравительной надписью: «С Новым годом и Рождеством!» К нам выходит молодой и доброжелательный сотрудник ФСИН и интересуется, к кому мы пришли. Узнав, что к «тому самому», он понимающе кивает, но просит не стоять тут слишком долго. Из-за ветра и холода у нас замотаны лица, и выглядим мы подозрительно, поэтому начальство «может решить, что на колонию готовится нападение», предупреждает фсиновец. Не желая испытывать судьбу, мы делаем несколько фотографий и уходим греться.
Колонии – не единственные предприятия в Харпе. В посёлке есть завод, производящий питьевую воду «Полярный ледник», и предприятие, где разводят и выпускают в реки рыб. Также в окрестных горах добывают руду. А с недавних пор власти решили превратить Харп ещё и в туристический кластер. Но приезжих тут больше летом, чем зимой: в тёплое время можно сплавляться на байдарках по горным рекам, да и погода не такая суровая. Но даже в отсутствие туристов Харп выглядит вполне по-туристически: по всему посёлку разбросаны кафешки, спортивные и детские площадки, новогодние инсталляции. Важная часть инфраструктуры – автобусные остановки с укрытиями от ветра, на некоторых из них можно ещё и купить кофе.
В кафе на одной из таких остановок мы решаем заглянуть после прогулки к колонии. Пропустив УАЗик с наклейкой «Порнхаба», заходим внутрь и встречаем толпу школьников, обсуждающих, каким алкоголем закупиться на Новый год. В Харпе неожиданно много молодёжи, но это только старшеклассники, а студентов нет совсем. После школы все либо уезжают учиться в большие города, либо идут в армию.
Идут туда не только 18-летние выпускники. Активной мобилизации в Харпе не было: сотрудников колонии на фронт не призовёшь. Но многие «гражданские» ушли воевать добровольцами, как рассказывают оставшиеся жители. По их словам, кто-то подписал контракт ради денег, а некоторые, кто постарше, пошли, чтобы вместо них не пришлось забирать молодых.
Культурный бум
По заверениям жителей, в посёлке есть аж три рок-группы. Две из них называются «Гараж» и «629 420» (в честь почтового индекса Харпа), а название третьей нам выяснить не удалось. Репетиции проходят в арт-пространстве «Своя атмосфера», в том же помещении располагается избирательный участок. В соседнем здании находится дом культуры, но сейчас он на капитальном ремонте. Эти заведения мы посещали в попытках найти центр или хотя бы кружок ненецкого языка и культуры. Отчаявшись, решили спросить об этом у прохожих. «Ненецкой культуры у нас нет, зато есть музей боевой славы», – ответили нам и посоветовали на всякий случай поискать нужный кружок в библиотеке.
«Не знаете, как пройти до библиотеки? Вы не местные? Журналисты, наверное?» – спрашивает нас мужчина средних лет и вызывается проводить. Его зовут Владимир, 8 лет назад он уехал работать в Питер, а теперь вернулся погостить и не может узнать родной посёлок. Во времена его молодости Харп выглядел куда мрачнее, чем сейчас. Идти нам совсем не долго, уже скоро мы находим нужное здание и прощаемся с Владимиром.
Оказывается, что библиотека тут не обычная, а модельная. Сотрудница рассказывает, что недавно в здании провели капремонт, обновили дизайн и заменили износившиеся книги на новые. В процессе модернизации две трети старых книг пришлось выбросить или передать в колонию. При этом тюремщики готовы взять не всякую литературу: триллеры и детективы там под запретом, чтобы не провоцировать заключённых на «дурные мысли».
Зато в библиотеке есть детективы, которые сейчас сложно найти в России: с удивлением мы обнаруживаем целую полку книг Бориса Акунина, внесённого в реестр террористов и экстремистов. «Пока не было распоряжения изъять. Если придёт, изымем», – объясняет сотрудница. На соседней полке стоят книги «иноагентов», Дмитрия Быкова и Юлии Латыниной, но их пока тоже не трогают.
Есть тут и литература на национальных языках: в основном, это словари и газеты. А незаметность ненцев и хантов в Харпе работники библиотеки объясняют просто: посёлок имеет советское, а не национальное происхождение.
Оказывается, что сотрудница, проводившая мне «экскурсию» по библиотеке, дорабатывает тут последние дни и уезжает из Харпа насовсем. В Заполярье она прожила несколько десятков лет, здесь у неё родились дети и внуки. Теперь она будет жить «на земле» – так в Харпе называют всю Россию южнее полярного круга. Библиотекарь получила материальную помощь от государства по программе переселения с Севера и выбрала для переезда Севастополь, потому что там живут её родители.
Но не все жители Харпа стремятся из него уехать. В той же библиотеке мы встречаемся с писателем Петром Кожевниковым, который живёт в посёлке с 1975 года и говорит, что «счастлив своей судьбе». К приезду в Харп очередного знаменитого зека писатель относится философски: «Навальный примеряет на себя наполеоновскую шляпу. Но, извините, у Наполеона был ещё и остров Святой Елены». На этом острове французский император жил и умер в ссылке после отстранения от власти.
Навальному Кожевников не сочувствует, политические взгляды у него другие. «У Путина во главе угла безмерная, неоглядная любовь к России, и это совпадает с моими мыслями и чаяниями. Если даже я не буду знать, что именно планирует Путин, то всё равно проголосую за него как за личность», – говорит писатель.
Литература никогда не приносила Кожевникову денег. В советское время он работал шофёром и неплохо зарабатывал за счёт северных надбавок. Сейчас у него пенсия 35 000 рублей, это почти в два раза меньше, чем зарплата у продавцов в супермаркетах Харпа. Но писатель не унывает и планирует издать ещё несколько томов своих сочинений.
Заговорившись с Кожевниковым, мы едва успеваем на поезд. Идём на станцию Харп, которая находится в лесу, южнее самого посёлка. Каждый день на ней останавливаются всего два поезда: один в Москву, другой в Воркуту. В маленьком зале ожидания на стене висит табличка, где рассказывается о строительстве железной дороги Чум - Лабытнанги в 1947 году. О заключённых ГУЛАГа, строивших эту дорогу, табличка не сообщает.
