Запрет романа Ивана Филиппова «Мышь» стал поводом прочитать его. «Значит, хорошие сапоги – надо брать», – как сказала в «Служебном романе» героиня Лии Ахеджаковой. Оказалось, что это правило в нынешней России не работает.
Сначала – о том, что собой представляет текст. Удивительно, но его аннотация на сайте «тамиздата» Freedom Letters исчерпывает книгу.
«2020 год. Из Института функционального бессмертия, где идёт разработка средства для продления жизни Путина, сбегает инфицированная мышь. В Москве случается апокалипсис: большая часть жителей города погибает, кто-то выживает, остальные превращаются в зомби. Теперь они почти не видят — зато быстро бегают, охотятся толпами, чутко слышат и очень хорошо чувствуют запахи. Герои истории — выжившие, которых апокалипсис застал в разных частях Москвы. Они не знакомы между собой, но движутся в одном направлении — туда, где ещё можно спастись».
Ничего другого в тексте не будет: сюжетная виньетка из предыстории появления вируса и финального построения прекрасной России будущего во главе с выжившими Ройзманом и Навальным занимает буквально несколько страниц.
А все остальное – да, классический зомби-апокалипсис в московских декорациях, на которые автор, впрочем, поскупился. Не слишком внятные перемещения героев по улицам со знакомыми названиями легко могли бы происходить и на улицах с незнакомыми. Любви к городу, как и к героям, у автора не нашлось.
В тексте нет ни одного неожиданного поворота, он, как поезд, едет по рельсам только вперед без возможности развернуться и хоть чем-то удивить читателей.
Автор мог бы оправдаться – мол, жанр обязывает, но оправданий принимать не хочется. Выдавать ремесленную поделку за бестселлер и собирать хвалебные отзывы от либеральной общественности – прием не из честных.
Кстати, о ней: она на удивление сошлась с запретившей книгу Генпрокуратурой. И общественность, и синие мундиры привлекло в книге одно и то же желание автора свести счеты с врагами той самой прекрасной России. Общественность счастлива, прокуратура негодует, а не слишком ангажированного человека, уж простите, тошнит.
Слово – автору.
…одна пуля разорвала Соловьёву горло, а две другие не попали в него вовсе, но вот первая очередь была точна целиком, и Владимир Рудольфович умер прежде, чем его тело грузно упало на и без того залитую кровью мостовую.
Она опустила глаза — на тротуаре лежала оторванная голова седого пожилого мужчины, в котором Ася узнала патриарха Кирилла
И, безусловно, фрагмент, особо порадовавший автора и его поклонников: расправа с Маргаритой Симоньян, засевшей на изолированном этаже своей редакции в надежде спастись от зомби:
Рубен неслучайно работал в сорок лет осветителем: человеком он был ленивым и неамбициозным. Но так же, как и хитрая Маргарита, он смотрел в своей жизни много фильмов о зомби-апокалипсисе. Даже, вероятно, много больше, чем она. И он тоже понимал, как важно сделать запасы. Поэтому, когда Маргарита вернулась в свой кабинет, он тихонько подпёр дверь снаружи стулом. Снэки из вендинговых аппаратов — это хорошо, это лучше, чем ничего. Но если ждать придётся долго, думал Рубен, нужно заранее обеспечить себе источник белка
Эти и сходные цитаты – единственное, что выделяет книгу из разряда низкопробных романов-катастроф. Расчлененка и прочие мозги навылет обретают тут политический контекст, а значит перед нами уже без пяти минут политическая сатира. Видимо, именно ее и нашла Генпрокуратура как черную кошку в темной комнате. Кошки, правда, там все же не было.
А было несколько сюжетных линий героев, выживших в постапокалипсисе и идущих из Москвы, вооружившись пистолетами. Двое детей, девушка-аниматор в костюме мыши (вот оно, двойное значение заголовка – мышь с вирусом и героиня-мышь), пожилой ученый, курьер из Дагестана и т.д. Случайный набор людей, которые никак не изменятся на протяжении сюжета романа. Не забудем, он – линейный.
И уже это не может вывести его из разряда фанфиков. Настоящая литература отличается от них тем, что авторы хотят не просто пофантазировать на тему, как бы они перебили своих врагов или переспали со своими кумирами. Герои развиваются, в них от начала к концу что-то меняется (в какую сторону – это уже другой вопрос), они сами меняют мир вокруг себя.
Классический западный постапокалипсис, возьмем для примера «День триффидов» Уиндема или разнообразные подобные сюжеты Хайнлайна, посвящен тому, как волей человека из хаоса рождается новый космос. Да, в этих текстах возможна альтернативная этика, но она точно не сводится к смакованию мучительных смертей врагов.
Парадоксально, однако отпущенная на свободу фантазия в современной России оказалась способной не на создание нового космоса, а лишь на расправу с Симоньян. И в чем все они, пропагандисты и верные клевреты, были не правы, когда публично опасались, что при потере власти потеряют и жизнь? Роман иллюстрирует и доказывает ровно эту мысль.
И хватит притворяться и называть очень маленький текст романом. Слово «повесть» подойдет ему куда больше.
Кстати, о заголовке: он механически обыгрывает лабораторную мышь и мышиный костюм. Здесь нет ни вторых, ни любых других по счету смыслов. Символы и метафоры искать в книге не стоит.
Раз уж заговорили о литературоведении, немного отвлечемся. В 1913 году вышел в свет роман Конан-Дойля «Отравленный пояс». Эта книга – «вторая серия» «Затерянного мира» с теми же героями – рассказывала о том, как человечество в один день закончилось: все люди под воздействие некоего космического эфира умерли. Жизнь городов остановилась – и только профессор Челленджер с товарищами странствуют по остановившемуся городу в поисках выживших и нового смысла. Конан-Дойль, правда, человечество воскресил, в финале заменив смерть коллективной летаргией, но сути дела это уже не меняло. Шаблон для жанра был создан.
И, судя по тексту Филиппова, за сто лет смог обогатиться лишь деталями наподобие кишок и других внутренних органов снаружи героев.
Однако автор явно хотел чего-то большего. В послесловии он благодарит своих знакомых за обогатившие сюжет детали – и за описания Дагестана, откуда родом курьер, и за научно-биологические подробности, и даже за знакомство со внутренним устройством поездов метро. Хотя, скажем честно, не все ли равно, чем расправляться с зомби – электричкой, битой или пулеметом (все варианты есть в тексте).
Самое же интересное, что задачу расправы с нынешним режимом 4 года назад, еще до войны, куда изящнее решил Роман Арбитман в «Министерстве справедливости». Тогда я – уже после смерти автора – рассказывал об этом прекрасном романе.
В нем автор тоже избавлялся ото всех нынешних негодяев – от Рогозина до того же Соловьева, но это было решено в жанре приключенческого романа, этакого «Монте-Кристо». Главному герою, в духе поздних Стругацких являвшемуся проводником абсолютной справедливости, нужно было просто оказаться рядом с очередным сбежавшим из страны преступником (да, у Арбитмана Прекрасная Россия уже была построена) – и мгновенная карма вступала в действие. Самым трудным было этих преступников найти, а потом попасть к ним поближе – как на переполненный головорезами частный остров местного варианта Пригожина.
Разница между двумя романами состоит в том, что «Министерство справедливости» обходится без физиологизма, без гекатомбы и дает надежду. А «Мышь», пусть даже и с концовкой в виде прихода к власти синклита хороших русских из ютюба, напоминает злобную гримасу.
Автор всерьез называет свою книгу «антивоенной». Можно, конечно, зажмуриться и представить, что зомби – метафора обезумевших от войны людей, но скажем честно: зомби – это просто зомби, все равно что голые женщины на картинах классицистов – просто голые женщины, как ни называй их разными античными именами.
Это совсем не «Роковые яйца» с их гигантской змеей, обвившей колокольню Ивана Великого – прозрачным намеком на большевиков в Кремле. Это – просто двухэтажная гора трупов, на которую упадает один из героев.
В свою защиту автор говорит, что книга продается с рекордной скоростью – и в этом как раз нет ничего удивительного. Белинского и Гоголя у нас все еще не несут с базара.
А вот либеральные восторги объясняются куда как проще: достаточно посмотреть список благодарностей в романе. Тут и Сергей Смирнов, взявший у Филиппова свежее интервью, и «Жора Албуров» с «Аней Великок», и вот уже Кира Ярмыш пишет про те самые «хорошие сапоги». Можно ли отделить личное знакомство от искреннего читательского интереса? – Трудно сказать, но за чувство вкуса у оппозиции тревожно.
