Юрист Николай Зборошенко много лет готовил для ЕСПЧ жалобы по делам о политических преследованиях. Среди его доверителей были люди разных взглядов, но это не мешало представлять их интересы. Однако с началом войны Зборошенко отказался вести дело активистов НБП, а после атаки ХАМАС на Израиль понял, что не готов защищать членов запрещённой в России организации «Хизб ут-Тахрир». В своей колонке для «Соты» юрист рассказывает, как пытается нащупать грань между отказом в юридической помощи по политическим мотивам и конфликтом интересов.
Денис Бочкарев / facebook.com
«С пожеланиями, чтобы я, скажем так, недолго жил»
Несколько лет я вместе с коллегой работаю по делу человека, которого обвиняют в участии в организации «Хизб ут-Тахрир». Было известно, что его похитили и пытали, в том числе через имитацию расстрела. В октябре ЕСПЧ коммуницировал нашу жалобу в связи с предполагаемым нарушением права заявителя на свободу и личную неприкосновенность, пытки и неэффективность их расследования. Понятно, что фактически российская сторона не будет участвовать в этом процессе, ведь она прекратила сотрудничество с Европейским судом. Но это не значит, что мы не будем работать по этому делу дальше. Во-первых, нам важно добиться фиксации фактических обстоятельств по конкретному делу постановлением ЕСПЧ. Во-вторых, подходы, выработанные Судом при вынесении постановлений в отношении одних стран, становятся частью правовых систем всех остальных стран, входящих в Совет Европы.
Недавно я дал предварительное согласие на участие ещё в одном деле, связанном с «Хизб ут-Тахрир». Однако после 7 октября я решил отказаться от представления интересов участника этой организации.
Раньше я исходил из того, что «Хизб ут-Тахрир» пропагандирует мирные методы достижения своих, пусть и не очень симпатичных мне целей. Это как с коммунизмом — утопия, которая вполне безобидна, пока никто не берётся за оружие ради её воплощения. Но после атаки ХАМАС на Израиль достаточно заметные деятели «Хизб ут-Тахрир» призвали к свержению правительств в Иордании и Египте и установлению исламского халифата.
Я не в первый раз сталкиваюсь с ситуацией, когда подзащитный оказывается идеологическим оппонентом. Однажды бывший доверитель желал мне смерти. Один крымский татарин после начала войны писал мне лично и в комментарии в Facebook «пожелания», чтобы я, скажем так, недолго жил. В конечном итоге мне это надоело, и я его заблокировал. Но на мою работу это никак не повлияло — всё, что я должен был сделать по его кейсу, уже было выполнено. Остальные крымскотатарские заявители по другим жалобам никакой враждебности не проявляли. Поэтому я решил, что это эксцесс конкретного человека, и не счёл для себя возможным экстраполировать его поведение на других людей.
В случае с «Хизб ут-Тахрир» я поначалу надеялся, что заявления лидеров не отражают настроений всех сторонников организации. Но чем больше я знакомился с позицией её представителей на разных площадках, чем больше я видел, как родственники и друзья моих потенциальных доверителей её разделяют, тем сильней я ощущал конфликт интересов. Сам я непосредственно не связан с Израилем, но у меня есть там родственники и друзья, в том числе из числа прошлых доверителей.
Я понял, что не могу представлять в ЕСПЧ и национальной юрисдикции тех, кто поддерживает потенциальных убийц моих родственников и друзей, либо тех, кто сам может стать их убийцей.Николай Зборошенко
Это не было простым решением — хоть у меня никогда не было адвокатского статуса, я всегда старался придерживаться духа и буквы Кодекса профессиональной этики адвоката. Мне потребовалась неделя, чтобы решиться на отказ от работы с доверителем — участником «Хизб ут-Тахрир». При этом я всё же продолжу вести другое дело, которое уже дошло до коммуникации в ЕСПЧ.
«Не могу сказать, что чувствую себя комфортно»
Увы, за короткое время это уже второй подобный случай в моей карьере. Ранее я согласился работать над пересмотром решений российских судов по делам участников Национал-большевистской партии (на основании решения ЕСПЧ по делу Савенко и другие против России). Однако после начала полномасштабной войны, а вернее, после того, как видные деятели НБП заявили о её поддержке (а кто-то даже начал участвовать в боевых действиях на стороне российских властей), мы решили прекратить сотрудничество.
Всё произошло по обоюдному согласию — не было ни угроз, ни оскорблений. На той стороне к моему решению отнеслись с пониманием. Ведь у меня, опять же, конфликт интересов: мои родственники и друзья живут в Украине.
Не могу сказать, что чувствую себя комфортно в обстоятельствах, когда я вынужден отказываться от кейсов, где, на мой взгляд, есть общественный интерес. Но я понял, что не могу непринуждённо и легко относиться к позиции доверителей, если она состоит в том, чтобы убивать моих родственников и друзей. Здесь у меня конфликт интересов, и это — объективная реальность.Николай Зборошенко
Полагаю, не я один столкнулся с такой проблемой — особенно в ситуации, когда военные конфликты в мире лишь набирают обороты. Степень поляризации в обществе растёт, и уже сложно прогнозировать, что будет через год. В последние недели я прекратил отношения даже с некоторыми коллегами из правозащитной среды — из-за диаметрально противоположных представлений о должном и допустимом в контексте нападения Хамас на Израиль. Они придерживались левых или правых взглядов, но суть их сводилась к попытке оправдать убийство израильтян.
При этом я не жалею о том, что представлял доверителей по делам НБП или «Хизб ут-Тахрир». Моё отношение к необходимости защищать их права не изменилась — поменялась их позиция. Теперь обе эти организации активно выступают за применение насилия. Одно дело, когда защищаешь пусть даже идеологически неприятных тебе людей, а совсем другое, когда они призывают к немотивированной агрессии.
Чтобы не быть голословным, просто приведу в пример два дела, которые я продолжаю вести в ЕСПЧ — оба они против Украины. Они связаны с пытками и похищениями гражданских лиц украинскими военнослужащими. Понятное дело, наши с доверителями взгляды на происходящее сильно расходятся. И все же они выступают против беспричинного насилия даже при том, что им самим пришлось пройти через пытки, а в одном случае даже через убийство родственника.
«Среди создателей RAF был адвокат»
Я понимаю, что другие юристы могут воспринимать ситуацию иначе, для кого-то мой подход — предательство профессии. Я их понимаю. Но лично я понял, что не могу полностью исключить свою пристрастность, а стало быть, это может повлечь вред для доверителя. Я критически посмотрел на себя со стороны и принял решение.
Не думаю, что если кто-то последует моему примеру, то все неугодные власти люди останутся без защиты. Никто не мешает тем, от кого отказался я, обратиться за помощью к адвокатам, которые ближе к ним по взглядам. Есть множество очень профессиональных специалистов, у которых не будет конфликта интересов при работе с делами «Хизб ут-Тахрир».
В конце концов, даже для Евгении Хасис нашлись адвокаты. А если вспомнить историю Германии — среди создателей [леворадикальной террористической организации] RAF был адвокат, который защищал её участников.Николай Зборошенко
Я уверен, что всегда найдутся юристы и адвокаты, которые посчитают призывы доверителей к немотивированной агрессии и насилию незначительным фактором. Найдутся даже те, кто будут разделять подобные убеждения своих доверителей. Будут адвокаты, которые подобно председателю Конституционного суда Зорькину скажут, что в текущем «социально-историческом контексте», немотивированное насилие вполне допустимо. Но лично я этого сделать не готов.
