В конце прошлого года, 30 декабря центр Белгорода подвергся самому крупному обстрелу за всё время войны. Теперь в городе всё чаще звучат сирены, а жители привыкают к новым условиям. «Сота» решила узнать, что происходит с юридической жизнью в городе под обстрелами. Мы поговорили с белгородскими адвокатами, для которых новая реальность началась месяц назад – и с их украинскими коллегами, которым приходится работать в опасных условиях почти два года.
О жизни под обстрелами
Юлия, адвокат, Киев. В 2014 году я жила в Донецке и хорошо помню тот день, когда группа очень хорошо вооружённых людей без знаков различия попытались захватить аэропорт, в котором находились украинские военные. Жила я в центре города, но взрывы были слышны возле моего дома. Работала авиация, самолёты делали виражи прямо у меня на виду, отстреливая тепловые ловушки. Это грандиозно и безумно страшно одновременно: на вооружении у тех, кто атакует аэропорт, были переносные зенитные ракеты, и было ясно, что никто не постесняется использовать их внутри густонаселённой территории.
Когда правоохранительные органы перестали контролировать ситуацию в Донецке и области, я вынуждена была уехать из города, предполагая, что это временно. Однако активизация военных действий и вовлечение в них регулярных войск российской армии летом 2014 не оставили надежды вернуться домой. Я поселилась в Киеве. И там утром 24 февраля проснулась от глухих и далёких взрывов. Город находился под ракетным обстрелом.
В декабре 2022 года в мой дом в Донецке прилетела ракета. Моя квартира пострадала от последствий пожара. А 24 июня 2023 года обломок ракеты прилетел в дом, в котором я живу в Киеве. В части дома полностью разрушены 3 этажа, 7 человек погибли.
Попадание было в соседний подъезд, мне повезло. Я проспала сигнал «воздушной тревоги», мы нигде не прятались и видели всё происходящее своими глазами. Описать свои эмоции по этому поводу я могу одним словом – «ужас». После этого мы с дочерью очень долго приходили в себя. Стоит констатировать, это травматическое событие со мной надолго.Юлия, адвокат, Киев
Владимир Жбанков, кандидат юридических наук и руководитель программ правовой помощи, Киев. Прошлый год сильно отличался от 22-го. Тогда не было такой сильной противовоздушной обороны, и падало очень много. У меня прилетело в соседний дом. Сейчас-то мало что долетает, и если падает, то в основном сбитое. Это уже совсем другая жизнь.
А тогда, весной 2022-го мне пришлось прекратить юридическую практику, и я пошёл в волонтёры теробороны. Пилил [противотанковые] ежи. Есть понятие «ноль» – где происходят непосредственно боестолкновения. За ним «единица» – откуда люди бегут стрелять в лицо друг другу. А «двойка» – это где лежат нужные припасы, медицина. Жил я на «двойке», а мастерская была на «единице». То есть на линии фронта. И вот там земля тряслась.
Екатерина, адвокат, Белгород. Чаще всего я вижу и слышу работу ПВО и вылеты, как говорит губернатор, «на ту сторону». А ещё взрывы с полигонов. Редко в какой день мы ничего не видим и не слышим. Детонацию и вибрацию в доме ощущаем постоянно. По сути, мы живём на военном полигоне. Всё это сильно дестабилизирует психику.
30 декабря в один день погибло и было ранено большое количество моих земляков. Кассетными боеприпасами и осколками накрыло весь центр города, было разрушено много фасадов зданий, выбило стёкла, сгорело множество автомобилей.
Дом моей двоюродной сестры попал под обстрел, она видела всё происходящее из окна. На её глазах гибли люди и горели автомобили. У неё посттравматическое стрессовое расстройство. Екатерина, адвокат, Белгород
Сестра пока ещё не осознала, что ей нужна помощь, но со стороны это заметно, она всё время говорит о событиях того дня. К тому же в этот день погибла дочь её подруги.
Я выхожу на улицу намного реже, минимизирую необходимость поездок.
Валерий Антоненко, руководитель Белгородского филиала адвокатского бюро г. Москвы «АРС ЛЕКС», Белгород. Наша область подвергается ежедневным обстрелам со стороны ВСУ, и это наносит определённый отпечаток на качество жизни людей. Самое страшное, что гибнут мирные жители, старики, дети. Во время обстрелов 30 декабря пострадало очень много людей. Удар пришёлся по центру города. Естественно, в преддверии праздника люди шли в центр, погулять, посмотреть на ёлку, покататься на катке, за покупками. Произошедшее вызывает шок, волнения и переживания за людей, начинаешь звонить близким, узнавать всё ли в порядке, все ли живы, никто не пострадал. Большая заслуга наших вооружённых сил, а также работа системы ПВО, которые вовремя отражают атаки. Страшно подумать, какими бы могли быть последствия без их слаженной работы.
Тамила Беспалая, адвокат, Харьков. 24 февраля 2022 года сначала был шок, потом я поехала в офис забрать необходимые документы. Затем с годовалым ребёнком пряталась в подвале, как и многие другие харьковчане.
В моём доме в некоторых квартирах были выбиты окна (которые деревянные). Во время очередного обстрела города, авиаудара был частично уничтожен соседний дом. Офис, в котором работала и работаю, не пострадал. Знаю многих коллег, у которых разбиты или сожжены офисные помещения вместе с документами и техникой.
Хотя осенью 2023 года мне казалось, что все уже совершенно не реагируют на обстрелы. Но вот теперь реагируют. Привыкнуть к обстрелам нельзя.
Как суды и госучреждения работают под обстрелами
Владимир Жбанков. При сиренах все сотрудники госорганов обязаны идти в убежище, и они это более или менее соблюдают. Я не склонен к большой тревожности и благо оккупацию Киева пережил совсем рядышком, спокойнее ко всему этому отношусь. Но бывают чиновники, особенно свеженазначенные, из регионов, где не видели взрывов, кусков тел. Они могут бледнеть, и тогда разговор с ними прерывается.
Обычно ближайшее бомбоубежище – это метро. Если есть возможность, то по пути с чиновником можно что-то договорить по делу. Владимир Жбанков, юрист, Киев
Юлия. В Киеве всё работает бесперебойно. Уже через 5 – 7 минут после взрыва во дворе нашего дома были спасатели и полиция. Они ходили по квартирам, помогали спасаться людям из горящей двадцатипятиэтажки, в том числе из лифта, который обрушился вместе с людьми. И это при том, что ракетная атака продолжалась.
Дела за пределами Киева мы слушаем по видеоконференции. Часто из-за постоянных обстрелов Харькова дела откладываются или слушаются с опозданием. В целом уровень государственных сервисов не ухудшился.
Когда звучит сирена, у судей есть указание – прерываться, дела не слушать. Но каждый регулирует это самостоятельно. Если адвокат не явился по причине воздушной тревоги, судебное заседание не проводится, а причина отсутствия представителя является уважительной.
В офисе укрытия нет. Во время тревоги я спускаюсь на первый этаж и стараюсь держаться подальше от внешних стен. К ракетным обстрелам и атакам дронов привыкнуть невозможно. Можно адаптироваться, выработать стратегию поведения. Юлия, адвокат, Киев
Тамила Беспалая. Какие-то госучреждения переходили на дистанционку, но были и те, что продолжали свою работу. Сейчас все работают в полноценном режиме. Когда звучит сирена, в СИЗО или суде просят пройти в укрытие, это затягивает время свидания или судебного заседания. На приёме в офисе я спрашиваю у человека, готов ли он продолжать, или уходит в укрытие? У нас в офисах есть подвалы, если люди желают, то мы проводим их туда. Есть коллеги, которые более разумны в этом плане, чем я. Признаюсь честно, я не хожу уже давно в укрытия. Исключение – когда с ребенком, на улице. То стараюсь бежать или в метро, или домой – куда ближе. Тревоги, безусловно, затягивают все рабочие процессы. Не знаю, как в других городах, но в Харькове, сейчас люди стали более осторожными после обстрелов 23 января 2024 года. Тогда за утро повредили или уничтожили 226 жилых домов и 28 нежилых, в том числе старинный особняк на ул. Пушкинской, где находилась Академия правовых наук Украины.
Валерий Антоненко. В целом, благодаря администрации, город укреплён и приняты все возможные меры безопасности, поэтому сказать, что обстрелы как-то повлияли на работу госучреждений, нельзя. Все работают в штатном режиме. Что касается судов, то в случае ракетной опасности судьи рекомендуют покидать зал суда без промедления. В моей практике был такой случай, когда все участники судебного процесса покинули зал в связи с работой ПВО.
Екатерина. В большинстве судов безопасно переждать обстрел – в коридорах соблюдается принцип двойных стен и нет окон. В некоторых судах также есть цокольные этажи, где можно укрыться. За последний месяц было много случаев, когда судьи приостанавливали заседания и просили присутствующих выйти в коридор.
Но до 30 декабря 2023 года люди не боялись так сильно. [При звуках обстрелов] в лучшем случае дома посидишь в коридоре, а если на работе, просто к окнам не подходить. Потому что, даже если осколки и падали после работы ПВО, они в основном не были смертоносными. Екатерина, адвокат, Белгород
Я стараюсь перейти на удалённую передачу документов в суд посредством соответствующих сервисов, а в арбитражный суд написала ходатайства о проведении онлайн-заседаний.
Как война изменила работу юристов
Юлия. В начале полномасштабного вторжения казалось, что работа встала полностью. Всё замерло. После того как российские войска потерпели поражение под Киевом и ретировались, рабочая жизнь начала восстанавливаться. Уже весной 2022 года возобновились судебные процессы. Клиенты оживились, опять пошла работа. Конечно, не в том объёме, что был до 24 февраля.
Осенью 2022 года в связи атаками на критическую инфраструктуру в Киеве начались существенные перебои с электричеством. Один раз в ноябре света не было почти 30 часов. Это больше всего влияло на мою работу, пока я не оборудовала домашнюю зарядную станцию.
В мае и июне 2023 года Киев бомбили каждую ночь, иногда ещё и днём. Выдержать это было очень тяжело. Отсутствие сна и постоянная тревожность – плохие спутники для работы. Иногда я засыпала минут на 15–20 прямо на полу в офисе.Юлия, адвокат, Киев
В ту злополучную ночь я проспала сигнал тревоги от усталости, и то, что такое возможно в принципе меня ужасно пугает до сих пор. Иногда в Киев прилетает ракета до сигналов воздушной тревоги, это значит у нас нет времени перейти в укрытие. После таких эпизодов я какое-то время спать глубоко не могу.
Валерий Антоненко. В нашем бюро спрос на услуги остался прежним, но коллеги из других адвокатских образований говорят, что многие клиенты уехали из Белгорода. Люди боятся, их можно понять. Кто-то уехал в самом начале, в основном это те, кто имеет финансовую возможность. Бизнесмены. Естественно, бизнес переезжает вместе с ними, а сопровождение бизнеса – это одна из ниш, которой занимаются юристы.
Что касается событий 30-го числа, то мы ещё не увидели последствий в нашей работе. По ощущениям, спад спроса на юридические услуги с начала СВО составляет примерно 20-30%.Валерий Антоненко, адвокат, Белгород
Екатерина. С самого начала СВО рынок юридических услуг сильно просел, но через два месяца последовало оживление. Лично я не почувствовала уменьшения клиентской базы, но многие коллеги жаловались, что работы нет. Сейчас на фоне участившихся обстрелов, скорее всего, тоже будет проседание рынка.
Очень многие уезжают в Москву, Санкт-Петербург и за границу, если есть возможность. При этом люди не снимаются с регистрационного учёта и официально они как-бы всё ещё здесь. Достаточно много бизнесов выставлено на продажу. Но продажи идут не очень хорошо.
Тамара Беспалая. Первые недели войны, адвокаты были на вес золота, поскольку в городе их оставалось человек 30. Позже многие вернулись и работают в прежнем режиме, если учесть, что инфраструктура и экономика уничтожены процентов на 70, к сожалению. Но жизнь продолжается. Есть суды, которые на первые года полтора эвакуировались, их, по-моему, всего два. Но остальные работали под обстрелами как ни в чём не бывало. Я помню глаза сотрудниц судов, здания вокруг которых были очень разбиты. На них было очень больно смотреть.
О помощи фронту и пострадавшим от обстрелов
Владимир Жбанков. В самом начале наша организация вывезла порядка 40 тысяч человек, и я свою руку приложил. Относительно помощи пострадавшим при обстрелах – у нас очень хорошо развиты горизонтальные связи, везде свои маленькие сообщества, и это всё легко очень организуется на местном уровне. Супруга моя стала тактическим медиком. Она показывала свежим весенним бойцам 2022 года, как правильно накладывать турникет. В этот момент стали работать грады, и она показала, как без разбега, стоя, одним прыжком можно запрыгнуть в блиндаж.
Валерий Антоненко. Да, лично я и моя семья участвуем в волонтёрской деятельности. Уверен, что в городе нет безучастных людей и многие по мере возможности помогают. Многие мои коллеги тоже принимают активное участие фронту и пострадавшим.
В профессиональной сфере мы оказываем бесплатные юридические консультации на базе Фонда поддержки военнослужащих. Вопросы разные, в том числе и из госпиталей. Мы рассказываем, как получить компенсацию за ранения, какие документы необходимо для этого собрать, куда обратиться. Лично я провожу бесплатные консультации на базе Фонда по четвергам с 14.00 до 16.00. Эта помощь тоже часть моей волонтёрской деятельности.
К сожалению, СВО непосредственно коснулось и моей семьи. Мой родной брат был призван в сентябре 2022 года на военную службу по мобилизации. Он принимал участие в СВО в Луганской народной республике. В марте 2023 года он получил множественные осколочные ранения. После ранения он по настоящее время проходит длительное лечение, ему провели несколько операций. В результате полученного увечья он получил инвалидность второй группы. На нашу семью это повлияло очень сильно. Пока он находился в зоне боевых действий, мы все очень сильно переживали за него. Как раз перед ранением он восемь суток не выходил на связь, мы надеялись только на лучшее, хотя прекрасно понимали, где он находится и что с ним может произойти самое страшное. От его сослуживца знали о том, что он находится в госпитале в Ростове-на-Дону, сразу поехали к нему. Он рассказал, что после полученного ранения очень долго добирался до своих позиций, потерял много крови, несколько раз терял сознание, был без связи, чудом выжил.
С такими ранениями, как правило, люди не выживают. Возвращаться на СВО он не планирует. Те кто побывал на поле боя, не хотят туда возвращаться. Валерий Антоненко, адвокат, Белгород
Екатерина. У меня есть коллеги, которые участвуют в СВО. Это мизерная часть профессионального сообщества, пересчитать можно по пальцам одной руки. Я не слежу за их судьбами, мы из разных миров. Лично я фронту не помогала, но знаю коллег, которые участвуют в сборах для военных. Я покупала на свои личные средства и отвозила помощь людям, которые бежали в Белгороде от обстрелов в Шебекино летом 2023 года.
Как менялось отношение к войне и людям по ту сторону границы
Владимир Жбанков. Я не делю людей по гражданству. К отдельным людям, безусловно, отношение изменилось – кто-то сошёл с ума, а кто-то, наоборот, оказался молодец. Изменилось ли отношение ко мне? Скорее нет, но безусловно… некая «каинова печать» на меня пала, и это надо принимать.
Только что буквально я сломал руку, у меня была операция, и мы разговорились с доктором. Я честно сказал, что из Москвы, а он отвечает: «ой, тогда пластину придётся вынимать». А я говорю, что я же украинцам помогаю. «Ну ладно, тогда оставляем». И с этим сталкиваешься каждый день.Владимир Жбанков, юрист, Киев
Среди профессионалов все сохранили нормальные убеждения. К сожалению, самых лучших забирает первыми. Но, тем не менее, есть ещё те, кто воюет, имея перед собой правосознание, идею прав человека. Я бы и сам с удовольствием встал бы с ними плечом к плечу, но паспортом не вышел. Я чувствую, что они бьются за меня, а я не люблю быть должным.
Я бы всех хотел призвать к соблюдению норм международного права и вообще правил войны. Но испытывать какие-то глубокие чувства относительно того, что прилетело рядом со мной или с кем-то… Уже третий год [войны] скоро начнётся. Мне кажется, человек не может так свежо чувствовать это в тысячный раз подряд.
Юлия. Отношение к россиянам изменилось в 2014 году, после оккупации Крыма, а затем после кровавой и разрушительной войны, результатом которой стала оккупация части Донецкой и Луганской области.
Мои личные эмоции по этому поводу не статичны. Мне удаётся балансировать между общим возмущением и непринятием агрессии, ненавистью к тем, кто в этом принимает участие, поддерживает, презрением к тем, кто этому никак не сопротивляется, хотя всё понимает.
Есть люди, к которым моё отношение не изменилось несмотря на паспорт. Надеюсь, мне удастся продержаться как можно дольше, не скатываясь в разрушающие сильные и деструктивные эмоции. Работаю над этим.Юлия, адвокат, Киев
Мне кажется, большинство здравомыслящих людей не измеряют успехи армии ударами по гражданским объектам или жизнью детей. То, что война такого масштаба не могла быть законсервирована в пределах границ Украины, было понятно с самого начала. Это был вопрос времени – когда это станет чувствительно по другую сторону границы.
Екатерина. После обстрелов увеличения желающих пойти добровольцами не заметила. Как и не заметила увеличения сочувствующих украинской стороне. Все, как мне кажется, остались на своих позициях.
