На второй день продолжился спор об ответственнности: но уже «уехавших» перед «оставшимися». Время от времени это деление на фестивале предлагают отменить – и все равно к нему возвращаются.
А теперь к насущным вопросам. Нужно ли открывать центры российской культуры в Европе? Нужно ли продолжать писать на русском языке для российской аудитории? Ответов по-прежнему нет. А дискуссия есть.
«Не нужно требовать никакого общего! Пусть каждый занимается своим маленьким делом. Давайте атомизироваться и использовать свои возможности», – заявил со сцены Виктор Шендерович. Ему из зала возразил Манский: объединиться, превратившись из русской культуры в изгнании в свободную европейскую культуру, – это правильный путь. Со сцены звучало: пусть русский язык остаётся lingua franca, при этом надо создавать центры русской культуры в Европе и ставить в их главе убежденных антипутинистов. Или все-таки не надо? В итоге, когда речь зашла о политике, разговор сместили в кулуары. А гости переключились на более насущные темы: кофе-брейк, искусственный интеллект и автофикшн.
После голода физического гости побежали удовлетворять голод духовный. Об этом позаботился Марат Гельман, организовав выставку работ Тима Ярджомбека, которые под руководством художника создал искусственный интеллект. Творческая интеллигенция сразу оживилась: Вера Павлова вспомнила, что нейросеть озвучила её «Подражание Ахматовой» мужским оперным голосом. Другие заинтересовались чат-ботом, который обучили на интервью и текстах Марата Гельмана – тем более, что за лучшую переписку с «цифровым двойником» пообещали ценный приз. От новых технологий публика постепенно переместилась к старым добрым воспоминаниям – или автофикшену, как сейчас говорят издатели.
Василий Зоркий, чью «хорошо выдуманную автобиографию» представили на богемный суд, начал сразу с «козырей»: деление на «уехавших» и «оставшихся», по его мнению, не существует. Отъезд из России стал для него счастьем, потому что не нужно заниматься самоцензурой. А ещё, будучи неизвестным в Европе музыкантом, Зоркий организовал тур из 80 городов, где он играл бесплатно. Свою нынешнюю деятельностью он кратко описал так: «Я популяризирую Филиппа Дзядко, белорусскую певицу Palina и говорю, что Артемий Лебедев – мудак».
Между музыкой и созданием автофикшена Василий «будучи умеренно великим мыслителем, взял на себя обязанность проговорить банальности с людьми». Одна из главных «банальностей» – это, разумеется, культура. Европейские друзья писателя не знают, что есть русская культура, кроме Чехова, Достоевского и балета. Но речь не только об этом. Недавно он, предварительно пролистав свои старые записи в соцсетях и убедившись,что 10 лет назад говорил то же самое, решил написать автобиографию. В ней, судя по отрывкам, которые сам автор зачитал со сцены, он раскаивается в эскапизме и вспоминает об эпизодах из своей жизни: например, о племяннике Михаиле. Парня чуть не выгнали из школы, предварительно агрессивно отчитав его маму на встрече с учителями. Впоследствии оказалось, что Михаил – умный парень, просто российская школа убивает интерес к дисциплинам и тягу к знаниям в целом, выращивая послушных людей, которые воспроизводят заученные мысли.
Кроме истории о Мише, спикер, который (по его же словам) был к презентации книги не готов, посчитал нужным зачитать историю о том, как он что-то пил, параллельно поедая купленной в Норвегии ложечкой пармезан и смотря «Эквилибриум». Между Мишей и пармезаном был пламенный призыв издателя: «Каждый должен написать такую книжку». Это было не только желание почитать чужие мемуары, но и просьба отрефлексировать фразу «А что случилось?»: до и после 24 февраля. «Ответ «полномасштабная война» пустой – а что у тебя случилось? Если у вас есть любимые – расскажите жизнь им, если есть хейтеры – им. Младшие,старшие, хоть кто-нибудь. Если в послеядерном мире у вас найдется хотя бы крыса – расскажите ей».
Послеядерный (или постъядерный) мир ー это то, о чём шутили в перерывах между самокопанием и раскаянием за эскапизм. «В постъядерном мире, где в Беларуси продолжат судить политзаключённых, а Михаил Козырев будет по-прежнему читать лекции о смерти русского рока, мы соберёмся в этом черногорском элитном отеле обсуждать ответственность уехавших перед оставшимися. Этот зал под землёй, он точно выстоит.» А по заверению автора «Самого чёртова колеса», Миша (который племянник) «переживёт нас всех, и мы будем голосовать за него на выборах оппозиции постъядерного мира».
К концу разговора герои дискуссии вспомнили, что он должен быть. В конце концов, Зоркий ー ещё и музыкант, только гитару не взял. Но спел Oh Lord, won't you buy me a Mercedes Benz, предварительно сопроводив это рассказом о том, как ухаживал за девушкой из православной семьи и знакомился с её родителями. Вера Полозкова осталась в восторге от такой встречи. Она же оказалась одной из двух поклонниц, которые успели ухватить себе свежую книгу из доехавших до Черногории. Остальной чемодан автофикшена пропал в недрах лоукостера.
После прозы перешли к поэзии. Гости прочитали любимые стихотворения Фёдора Сваровского, а после выступила Елена Фанайлова с «Равноапостольная, выпизди их уже из города…» и посвящением режиссёру Александру Расторгуеву, которого в 2018 году убили на съёмках фильма о ЧВК «Вагнер» в ЦАР.
Затем выступила Александра Архипова. Её лекция о некроязе и немоязе (этот термин в процессе придумал Артур Смольянинов) достойна отдельной публикации.
А ближе к вечеру европейский театр представил «неоднозначную премьеру» «Еврейские часы». Спектакль выдался действительно неоднозначным: команда театра называет его «философской комедией современности о нас всех сегодняшних и вчерашних, о новой эмигрантской волне, о реалиях жизни в чужой стране». Но философия комедии считывается с переменным успехом. Общий смысл постановки отлично описывает фраза одного из героев, внешне напоминающего то ли мафиози, то ли Гастона (но уже среднего возраста): «Воруем, врем, прелюбодействуем. На последнее даже времени нет. Пашем, пашем, чтобы две недели отдохнуть в Будве».
Если хочется более развёрнутого пересказа, то спектакль можно описать так: много пьют, врут, занимаются сексом (сценического времени, в отличие от жизненного, у героев на это более чем хватает), танцуют под песни Televizor и маркируют ложь фразами «Я тебя люблю» и «Я тебе доверяю». Сюжет спектакля прост: цепочка «кто с кем спит» и «кто кому изменяет» замыкается, пока жена заказывает киллеру мужа, а мужчины борются за право выкупить часовой завод, на который должен поступить крупный госзаказ (но это неточно). Между делом зрители узнают, что секс-работница ー беженка из Киева, которую «приютил» (читай: использовал) сутенёр, медсестра ー дипломированный врач, документы об образовании которой теперь не признают, беглый политолог пытается заработать на жизнь компроматом, а охранник-дезертир, который не хотел убивать, соглашается взять злополучный «заказ», чтобы подзаработать. Всё остальное ー поверхностные бытовые разборки. Женщины истеричны, а мужчины всё время пытаются показать, какие они «альфачи»: на крутых машинах, с пистолетами или же просто разрываются между несколькими «подругами», которых у каждого минимум две.
Что хотел сказать автор? Возможно, то, что, несмотря на рушащийся вокруг мир (что в спектакле ощущается разве что по саундтреку), люди по-прежнему посвящают чрезмерно много времени семейным (и околосемейным) разборкам. А возможно ー что человек всегда нечестен, лицемерен и не умеет любить по-настоящему: разве что чужую жену ー и то максимум на час.
А пока мы размышляли об этом, гости, потихоньку согреваясь разными напитками, собирались на концерт Лигалайза, который, как простой пацан из района, проговаривал всё прямо. Словами через рот, без сложных театральных метафор, но в не менее витиеватых хипхоп-формах.
