...проходит сейчас в Берлине. Бункер, честно говоря, не совсем гитлеровский: да, он сохранился с 37-го года, но сидел там не Гитлер, а военные телефонисты. Впрочем, район все равно дышит той самой эстетикой: с балкона стоящего рядом здания страхового общества все еще смотрят третьерейховские орлы – когда-то это был армейский штаб.
Впрочем, и выставка не прямо чтобы совсем еврейская: организовали ее при участии Марата Гельмана, а художники – выходцы из России. Так, например, участник выставки Юрий Харченко, он же автор самого большого числа ее работ, который и проводил нам экскурсию, уехал из России в 11 лет. По его собственным словам, 25 лет спустя русский язык ему пришлось освежить в памяти из-за войны с Украиной: он начал сдавать квартиру украинским беженцам.
Харченко подчеркивает свою идентичность и рассказом, и картинами: вот висят два портрета: мужчины в костюмах суперменов. Это – солдаты Красной армии, предки Харченко, дошедшие до Берлина. Правда, суперменов в СССР не было, и так он теперь исправляет историческую несправедливость, хотя и отмечает, что красные цвета плащей символичны. Харченко говорит, что фамилия одного из «суперменов» изначально была Гриншпан – но он сменил ее после того, как однофамилец во Франции убил немецкого дипломата, что и послужило предлогом для Хрустальной ночи. А теперь еврейский художник с украинской фамилией сам живет в Берлине.
И обратная история, другой автор на выставке – Арик Вайсман. Его работы из «нейросетевой» галереи Гельмана мы уже показывали в 23-м году. Он – этнический украинец Андрей Базюта, прошедший гиюр и сменивший имя, ставший евреем. Судьбы, нации и эпохи переплелись максимально тесно.
Но, собственно, о выставке: «Плохие / хорошие евреи». «Мы, – говорится в ее манифесте, – выступаем против повальной «отмены», которая с начала войны в Газе стала касаться еврейских художников по всему миру — независимо от их политических взглядов, будь то левые, центристы, либералы или консерваторы. События 7 октября и война в Газе не могут служить оправданием для того, чтобы «отменять» художников только из-за их еврейской идентичности».
Харченко, находящийся вне российского контекста, не знает мема о «хороших русских» и не улавливает иронии, когда фразу на его картине «From the river to the sea» я продолжаю: «… – территория Руси». Однако это кажется уместным дополнением еврейско-немецкого контекста. Ведь ключевая мысль выставки – это переживание своей идентичности. Вот картина самого Гельмана, где за беседой сошлись Богородица, Мэрилин Монро и Голда Меир – три еврейки с автоматами.
А вот рядом – две портретные галереи. Одна – Александра Меламида, 10 «плохих евреев», от Кагановича до Землячки. И рядом, через стенку, – евреи «хорошие» кисти Харченко: от Дерриды до Моше Даяна.
Покажите эти портреты любителям коллективной ответственности – и окажется, что выставка не только про евреев. Окажется, что не только россияне рефлексируют из-за своей госсимволики: и вот уже звезды Давида у того же Харченко обессмысливаются в звездопаде, превращаясь… да хоть в морские звезды.
И закрываются ворота Освенцима с их «Труд освобождает», а над каждой створкой – по флагу: палестинскому и израильскому. Или российскому и украинскому?
Двое россиян ходят по еврейской выставке российского террориста Гельмана в гулком немецком бункере и узнают себя: безродные космополиты, иноагенты, коллективно виноватые что перед Путиным, что перед Евросоюзом.
Российская – даже самая оппозиционная – пресса выставку почему-то не освещает.
